Волна репрессий, прокатившаяся по стране в 30-е годы, «смыла» сотни тысяч жизней. Кто был действительно врагом народа, а кто оказался без вины виноватым, стало известно лишь в 1991 году, когда вышел в свет федеральный закон «О реабилитации жертв политических репрессий».
…Семья Бутыгиных жила в деревне Малая Именная Исовского района. Яков Степанович работал в колхозе на руководящих должностях: то председателем, то бригадиром. Таисья Тихоновна была домохозяйкой, воспитывала шестерых детей. Занимали они двухэтажный дом, купленный после раскулачивания прежнего хозяина.
— Мы жили не богато, управлялись по хозяйству сами, — вспоминает Наталья Яковлевна Дашкевич. — Но 1937 год изменил нашу жизнь. Как-то поздним вечером меня разбудил громкий стук в двери и плач матери. Чужие люди бесцеремонно ходили по дому, скидывали вещи с полок, перевернули белье в сундуках. Затем вышли во двор и точно так же перевернули все подряд. В конце концов, увели отца.
Жить без отца было тяжело. По характеру папа был очень хороший, добрый, но, видимо, кому-то не нравился. Пять человек «взяли» в деревне Малая Именная. Наш папа был председателем колхоза, ещё арестовали председателя сельсовета, у них хоть какая-то «грамотешка» была, а остальные совсем неграмотными были. Неизвестно, за что их арестовали.
Через месяц пронесся слух, что арестованных повезут через станцию Выя. Можно будет повидаться. Семьи репрессированных пришли на Выю. Какое там свидание?! Издалека лишь увидели, что идут люди. Колонна была очень большая, среди этой массы своих нельзя было рассмотреть. Близко к вагонам нас не подпустил вооруженный конвой, да и злые собаки рвались с поводков — было страшно. Поплакали, мысленно простились с отцом и вернулись домой.
— Связи с отцом вообще не было, — продолжает рассказывать Наталья Яковлевна. — Потом пришли документы, в которых написано: расстрелян такого-то числа. Вот… Где могилка? А кто знает?
— Как вы жили потом? — спрашиваю у Натальи Яковлевны.
— Деревенские к нам относились неплохо, понимали, что такое горе не только у нас одних. Мама пошла работать в колхоз, получала трудодни. Мне было 14 лет, и я бегала к ней на ферму, помогала доить коров. Открыто врагами народа нас не называли, только однажды соседка сказала матери: «Таисья, твою Наталью, как дочь врага народа, никто замуж не возьмет». «И ладно», — отмахнулась мать.
— Так замуж-то Вы выходили? — невольно вырвался вопрос. Я тут же осеклась и виновато посмотрела на собеседницу.
— Да, и даже два раза, — улыбнулась она. — От первого брака дочь родилась, от второго брака — ещё шестеро. У меня даже есть орден «Материнская слава». Веселая у меня жизнь, — грустно произнесла Наталья Яковлевна.
В гости к Н. Я. Дашкевич мы пришли с её соседкой Агриппиной Яковлевной Коростелевой, которая мне пояснила:
— Нас с Натальей Яковлевной сестрами считают, а мы просто соседи. Хотя 37-й год, действительно, сделал нас родными. Жили мы в селе Покровское Артемовского района (тоже Свердловская область). Папа сначала работал агрономом, затем охотником. Мама не работала, была парализованная. Жили в колхозном доме. Так же, как и у Натальи Яковлевны, отца забрали октябрьским вечером. Перерыли все в доме, на чердаке, и во дворе что-то искали. Меня заставили ходить с фонарем. Я плакала, но выполняла их приказы…
Агриппина Яковлевна ни разу не назвала людьми тех, кто арестовал её отца.
Только в 1964 году (до этого неизвестность и страх не давали покоя) узнала, что отец умер в Иркутской области через четыре месяца после ареста. Мамы не стало ровно через год после того, как арестовали отца. Осталась Агриппина Яковлевна от роду 14 лет с младшей сестричкой. Благо, что в отцовской семье было шестеро детей, и старший брат помогал, чем мог. Окружающие люди тоже жалели: кто покормит, кто вещи какие-то отдаст.
В отличие от своей соседки-«сестры», Агриппина Яковлевна почти всю жизнь носила клеймо «дочь врага народа». По этой причине её даже не приняли в комсомол. Бывало, и в магазине отказывали: детям врага народа товар не отпускать! Чего греха таить, и свекор порой упрекал…
— Вот так приходилось жить, — вздыхает Агриппина Яковлевна, и тут же вызывающе констатирует: «Мы и теперь живем назло всем!».
— В вашей душе нет обиды на советскую власть? — спрашиваю обеих женщин.
— Нет, — говорит Наталья Яковлевна, — непонятно только, за что папку убили.
— Вот говорят, это все Сталин, — подхватывает Агриппина Яковлевна. — Да разве Сталин знал про наших родителей? Это уже на месте кое-кто выслуживался перед начальством…
