Мы продолжаем публиковать рассказы горожан об истории Нижней Туры. О детских годах военной поры вспоминает Алевтина Николаевна Гаврилова, почетный гражданин нашего города, руководитель музея школы № 7.
С первых дней войны беспокойство вошло в каждый дом поселка Нижнетуринский завод. Ежедневно мужчин, получивших повестки или изъявивших желание стать добровольцами, отправляли на фронт. Мобилизовали не только людей, но и лошадей, транспорт. Мы жили в постоянной тревоге за тех, кто ушел на фронт. С нетерпением ждали почтальона. Очень боялись получить скорбную весть. Нашу семью горе обходило стороной почти четыре года. Последнее письмо от отца получили в середине апреля 1945 года, а через неделю пришла похоронка. Не могли этому поверить. Только что читали и перечитывали письмо, в котором отец писал о том, как тяжело они перешли Карпаты, что враг бежит и скоро будет разбит. А тут — извещение о его гибели…
Помню, как в Нижнюю Туру стали приезжать эвакуированные. Местные жители были к ним доброжелательны: принимали в свои дома, делились выращенными овощами, давали посуду, одежду. Больше всего эвакуированных было из Ленинградской области. Взрослые старались быстрее устроиться на работу и встать на учет для того, чтобы получать продовольственные карточки.
В начале декабря 1941 года к нам прибыл дошкольный детский дом из Карело-Финской ССР. Стояли сильные морозы. Жители поселка встретили поезд, помогли вынести малышей из вагона, закутали их в принесенные одеяла. Дети не могли стоять, так как от долгого сидения на вагонных нарах (в пути были полтора месяца) их ноги занемели.
Разместить детский дом было негде. В течение полугода детишки жили в нескольких домах. И только в середине 1942 года, когда был расформирован детдом для детей репрессированных родителей (воспитанники уже стали взрослыми) по ул. Чапаева, туда поселили карело-финских детей.
Летом 1942 года нижнетуринцы встретили эшелон, в котором прибыли детдомовские ребятишки из блокадного Ленинграда. Детдом занял три больших двухэтажных дома в первом квартале по ул. Ленина. В настоящее время сохранилось только угловое здание детского дома.
Когда мы, местные ребятишки, в сентябре 1943 года пришли в первый класс, то узнали, что с нами будут учиться детдомовцы. В переполненном классе (более 40 человек) мы сидели за трехместными партами, но теснота нас только сближала. До сих пор вспоминаю соучеников-ленинградцев. Они опережали нас в развитии: были любознательнее, взрослее и серьезнее, видимо, оттого, что им пришлось пережить и голод, и бомбежки, и смерть близких. Летом 1945 года ленинградцы вернулись на родину.
В 1943 году в двухэтажном деревянном здании с колоннами по ул. Советской (бывший управительский дом) было открыто училище ФЗО № 53 (фабрично-заводское обучение). Первыми учащимися были освободившиеся из Нижнетуринской тюрьмы молодые парни, а также эвакуированные подростки, в основном из Смоленской области, которых обучали рабочим профессиям. Практику они проходили на металлургическом заводе.
Некоторые из ребят остались жить в нашем городе и стали известными людьми. Среди них бывшие первый секретарь нижнетуринского горкома КПСС Михаил Крюков, начальник ремонтно-строительного участка Василий Ерофеенков, начальник турбокомпрессорного цеха НТ ЛПУ магистральных газопроводов Василий Соколик.
Дети военного времени прошли хорошую школу выживания. Трудились абсолютно все. С весны и до поздней осени в дневное время улицы поселка были безлюдными. Каждый ребенок отлично понимал народную мудрость: летний день год кормит, и по мере своих сил копал, полол, окучивал, поливал грядки, таскал воду на коромысле с пруда или из колодцев.
Самым тяжелым месяцем был июль. Начиналась заготовка корма для скота. Подростки не уступали в сноровке взрослым: косили, гребли, метали сено в зароды. Подростки 13–14 лет также заготавливали дрова на зиму.
Когда поспевали ягоды и грибы, ребята собирали их за много километров от дома. Старались как можно больше сдать сушеных черемухи, малины, смородины, рябины в заготконторы, которые рассчитывались с заготовителями хлопчатобумажными тканями, трикотажем (чулки, носки, кофточки). Столовые принимали свежие грибы и ягоды, за них мы получали бесплатные обеды или деньги.
Оживали улицы только вечером, когда можно было отдохнуть от дневных трудовых дел. Играли в лапту, «шаровки», «чижика», «лунки». Жестко расправлялись с теми, кто «хлыздил», их катали на «баталках» (жердях).
Все лето дети бегали босиком. С обувью было трудно. Если появлялась обновка, берегли ее до школы. Никогда не забуду, как бабушка принародно отхлестала меня ботинками, в которых мне очень хотелось пофрантить по улице. «Тебе мать купила ботинки для школы, а ты их треплешь за всяко просто», — возмущалась она.
В школе зимой было холодно, классы обогревались печами. Придешь с мороза — сразу тянешься к печке, чтобы отогреть руки. Если шел пар изо рта, то все уроки сидели в пальто и варежках. Когда чернила оттаивали, то делали письменные работы. Бывало, в короткие зимние дни отдельные уроки проходили в полнейшей темноте, так как электричество часто отключали.
О письменных принадлежностях, какие сейчас имеют дети, мы могли только мечтать. Чернила делали из сажи и свеклы, тетради — из газет и оберточной бумаги, а писали мы на старых книгах. В сильный мороз в школу не ходили. О том, что занятий не будет, оповещал заводской гудок, который подавался в 7.30, он был слышен всему поселку.
И все же зима оставалась для детей самым любимым временем года. На снежную горку, которая располагалась по церковному переулку от улицы Сталина (Свердлова) до управления завода (теперь музей), приходили подростки со всей Туры. Катались и в одиночку, и целыми «поездами». «Поезда» неслись с бешеной скоростью, сопровождаемые визгом, криками, смехом счастливых «пассажиров».
А еще в Туре был каток. Когда пруд замерзал, ребята расчищали лед от снега, вокруг катка делали насыпи. До весны катались на коньках-«снегурках», привязанных к валенкам.
Хоть и трудное было время, но оно вспоминается с теплотой. Ведь детство — самое лучшее время, и до старости мы храним в памяти то хорошее, что было на заре жизни. Это хорошее дети войны создавали сами. Никто в те годы дурью не маялся, иждивенческих настроений не было, никто не ждал, что кто-точто-то должен для него сделать, никто не сетовал, что детям нечем заняться.
