Фронтовые фотографии были на удивление радостными. И хоть выцвели уже от времени, посерели и будто отодвинулись куда-то далеко, в глубь эпохи, а все же шла от них какая-то добрая сила. Молодые, красивые люди, в гимнастерках с поблескивающими на солнце орденами, а кто и в офицерском кителе, тоже немало отяжеленном драгоценным наградным металлом, бодро смотрели в объектив фотографа, замерев у стен рейхстага. Умолк на время баян гармониста, лихо заломлены фуражки, убрано с переднего плана оружие — миром запахло, братцы! Кажется: вот щелкнет пару раз объектив, отдадут мужики дань истории и, сорвав фуражки и пилотки, лихо подбросят их вверх под крики: "УРР-А-А-А! ПОБЕДА!".
А вот они вдвоем — Мария и Виктор Чернильцевы. Все там же — у рейхстага, в мае сорок пятого. Заботливая рука капитана нежно обнимает статную, красивую девушку в выцветшей гимнастерке. Тонкую талию бравого старшего сержанта туго стягивает солдатский ремень, лицо — в ореоле светлых, вьющихся волос. А глаза просто сияют от счастья. Любовь. Та самая, единственная, которая продлится шестьдесят один год.
Они шли друг к другу через всю войну, через всю страну, через всю Европу. В начале сорок второго поженились — его часть тогда стояла на переформировании в Воронеже. Потом оба ушли на фронт. Для него-то война не в новинку — отвоевал уже Финскую, да и первые бои Отечественной уже принял, понюхал пороху сполна. На грудь и первые боевые награды уж легли. А она всю тяжесть лихолетья взваливала на свои хрупкие плечи впервые. Никогда из родного города не уезжала, а вот пришлось, да сразу так далеко.
Оба дошли до Берлина, только в разных воинских частях и разными фронтами: он — Белорусским, она — Украинским. Он — связистом, командиром роты связи, она — секретным работником оперативного отдела штаба шестой армии. Оба отмечены заслуженными наградами Родины. До его «иконостаса», может, и далеко было, но медаль «За боевые заслуги», орден Отечественной войны и еще пару-тройку громких медалей с названиями европейских столиц она тоже имеет. «За участие в героическом штурме и взятии Берлина», «За освобождение Варшавы», за то, что своими умелыми, смелыми и инициативными действиями, сопряженными с риском для жизни, содействовала успеху боевой операции (в период временного полевого управления ходом боя при форсировании Одера). За трудолюбие, смелость и исполнительность, образцовую работу во время наступательной операции… Во всех этих операциях молодые служащие штаба — в основном, девушки, носили с собой тяжеленные пишущие машинки, должны были вовремя и профессионально подготовить любую информацию, не взирая на условия. И девчонки справлялись не хуже парней. Под пулями и бомбежками.
А еще — обоих их будто Бог поцеловал — подарив долгую, счастливую жизнь. Ведь оба прошли всю страшную бойню без единого ранения, вернулись, приехали на Урал, успешно работали: Виктор Федорович — в редакции газеты «Вперед, к коммунизму!», Мария Андреевна — в цехе гальваники на электроаппаратном заводе, вырастили и выучили четверых замечательных детей, помогли вынянчить девятерых внуков (правнуков уж тоже к десятку приближается). Была Мария и ударником коммунистического труда, и депутатом горсовета, и образцовой матерью, и портнихой для всей округи. А главное — прожили они в любви да согласии больше шестидесяти лет. Виктор Федорович, к большому горю жены и сожалению всех знавших и любивших его людей, семь лет назад скончался, разменяв сотый год своей плодотворной жизни ветерана, журналиста, творца. А Марии Андреевне нынче исполнилось девяносто. Она буквально купается в любви, обожании и почитании своих родных. Она счастлива и не одинока.
— С Витей многое ушло из моей жизни. Но многое и осталось. Любимые люди, любимые воспоминания. Да, любимые, хоть и страшное тогда было время. Воспоминания меня буквально пронизали насквозь. Да и он все свои мирные годы жил войной, часто кричал по ночам, «выводя подразделение из-под прямого огня противника». Жил своими фронтовыми дневниками, которые вел в трофейной записной книжке. А по ним, этим записям, вижу, что жил мной, ждал встречи, любил. Нет-нет, да и мелькнет мое имя. А уж когда встретились, и от Варшавы до Берлина я уже двигалась в его части — похлопотал у комполка, перевел к себе — он так и пишет: «Подходим к Германии. Пустые дома, пустые глазницы окон, только пух по дворам стелется — мародеры растаскивали пожитки да распороли перины. Маше уже полегчало (приболела намедни). Читает Достоевского».
Или еще: «Наконец то, вот он, долгожданный день Победы! Бойцы ликуют, кидаются поздравлять друг друга. Душа поет! Большей радости и дома никогда не испытывал! А где-то в садах раздаются звуки аккордеона. Вечером гремела артиллерия — это соседи-артиллеристы салютовали. Не отстали и наши, жахнули. Цивильные немцы непонимающе выглядывают из окон своих домов. А чего тут понимать? ПОБЕДА! Маша со мной. Тоже радуется, как ребенок».
— Когда уже выходили за границы Польши, — вспоминает Мария Андреевна,- у приграничного полустанка кто-то растянул большой кусок материи, на котором крупными буквами было написано: «Вот она, проклятая Германия!». Надпись была видна отовсюду, и никто не пытался ее снять. Так глубоко въелась в душу русского солдата обида на фашистов. Нет, не на немцев — и детей кормили, и беженцев с собой брали, помощь им медицинскую оказывали — всякий ведь немец бывает. Но на фашистов. На тех, кто посягнул на нас, втравил в эту войну.
…Глазами памяти смотрит она в прошлое и видит там свою любовь, своих фронтовых подруг Соню и Симочку, свою жизнь, свои чудесные девяносто. А еще носит в себе одно незабываемое чувство, одну непреходящую мысль: «Война — это самое страшное, что только может быть на земле. Так лучше ей не быть вовсе».
На снимке: ветеран Великой Отечественной войны, нижнетуринка Мария Андреевна Чернильцева в день своего девяностолетия 26 апреля 2010 года.
