Борису Бардонову сейчас семьдесят четыре. А когда немцы взяли в кольцо блокады Ленинград, ему, самому младшему в семье, было полтора годика. Глава семьи – преподаватель пехотного училища Борис Николаевич Бардонов – был призван и отбыл на фронт в первые же дни Великой Отечественной. А трое ребятишек мал мала меньше – старшему семь лет, среднему три с половиной годика, младшему - полтора – остались с матерью. Хотели было эвакуироваться, да грузовик с людьми доехал до Петроградки, а там уж немцы, стрельба, паника. Пришлось возвращаться, расходиться по домам.
И он, и Павлуша (средний) мало, что помнят, а вот старшему Кириллу запомнилось многое. Особенно голод. Помнит, как они, ребятишки-подростки, собирали на пустыре лебеду, несли домой, а там уж неизвестно каким волшебством превращалась неказистая травка в суп, после которого хоть и не наступает сытость, зато в животе не урчит и боли желудок не мучают. Оладьи из мерзлой картошки, приправленные горсточкой муки, борщ из крапивы, а хуже того – голодные, пустые, длинные дни – все закрепила цепкая детская память.
Мать работала дворником, у нее хранились связки ключей от закрытых квартир, владельцы которых успели эвакуироваться. Но никогда у нее не возникло даже мысли что-то взять в тех бесхозных квартирах, продать, обменять на хлеб. Она, как и другие женщины, разгребала после бомбежек двор, гасила по ночам фугасные снаряды, предотвращая пожары. Следы от этих «зажигалок» долго потом не заживали у нее на руках.
Женщины тогда проводили и много всяких земляных работ, рыли укрепления, хоронили на первых порах мертвых. Как она говорила, к концу блокады, когда ни у кого уже не было никаких сил, люди застывали прямо на улицах, и их уже никто не хоронил. Однажды они с подругой случайно натолкнулись, выходя из магазина, на какого-то мужчину. От легкого удара он упал и умер. Но даже это не было для женщин шоком: похоронные команды не успевали вывозить из города тела умерших.
- Кирилл рассказывал, что как-то немецкий снаряд попал в помещение продовольственных складов. Несколько суток там таял и горел сахар, растекаясь сладкой лавиной по окрестности. И вот женщины ходили туда по ночам, откалывали куски сладкой земли, приносили домой, вываривали ее, очищали полученную жидкость, и был на всю коммуналку праздник – сладкий чай.
С годами уже, изучив массу материалов, публикаций о героическом противостоянии ленинградцев, Борис Борисович пришел к твердому мнению: больше всего людей выжило в те страшные блокадные дни и месяцы в коммуналках. Там люди поддерживали друг друга, делились последним, лишь бы жизнь теплилась. Протопить большие комнаты с высоченными потолками было невозможно, хоть и изводили на буржуйки всю мебель, так собирались в какой-то одной квартире, поддерживали огонь, там и выживали. А сильнее всех печурок грела надежда: вот придут наши, прорвут фашистскую блокаду, как же хорошо заживем все тогда!
В голоде да холоде бывали и светлые дни. Пару раз отец (он служил офицером части, которая дислоцировалась под Ленинградом) посылал к нам солдатика с котелком горячей каши. И нам, и соседям хватало по паре ложек неописуемого счастья!
Но дети оставались, как рассказывал Кирилл, детьми. Завывает сирена тревоги, матери наши - на крыше, «зажигалки» тушат, а мы – нет, чтобы в убежище бежать, - патефон заводим! Музыка – на весь дом, и сирена не так страшна.
- Какое-то чудо, что все мы выжили, - говорит Борис Борисович. – Это ведь даже представить невозможно, как!? В окружении смертей, в голоде, страхе. Я думаю, Бог нам помогал да люди. Однажды у мамы вытащили из кармана продовольственные карточки. Она прорыдала сутки. Увидели соседи по коммуналке. Сбросились своими карточками (кто-то работал, у кого-то был усиленный паек), спасли нас, мальцов, от неминуемой смерти.
Судьбы наши сложились хорошо. Мы отслужили в армии: Кирилл – на флоте, Павел – в погранвойсках, я – в десанте, - вспоминает Борис Борисович. – Все трое выучились, получили профессии. Я в 80-ом году приехал в командировку в Нижнюю Туру, на НТМЗ, да там по приглашению директора завода Евгения Александровича Карпова и остался. Работал заместителем директора по экономике, был депутатом городской Думы, переходил на какое-то время главным экономистом на электроаппаратный, потом вновь вернулся на НТМЗ, с этого завода и на пенсию пошел. Мама наша, Елизавета Романовна, прожила 82 года. Крепкой закалки была человек.
Нам вот сейчас воздают почести как людям, пережившим Ленинградскую блокаду. Спасибо за поздравления с семидесятилетней датой, за подарки. Хоть мал я был тогда, все равно горжусь тем, что я – ленинградец, что причислен к плеяде стойких, мужественных и самоотверженных людей, сумевших отстоять свой город, доказать всему миру, что нет ничего сильнее человеческого духа!