Записки о войне, написанные в мирное время
Вот и приближается этот долгожданный День Победы, который каждый воспринимал по-своему. Солдаты, от рядового до генерала, радовались тому, что выстояли, разгромили фашистскую Германию и остались живы, призывники – тому, что им не придется попасть в мясорубку страшной войны, a матери и жены – долгожданной встрече с сыновьями, мужьями и близкими людьми. И всеобщее ликование вылилось на улицы городов и деревень, a радость «со слезами на глазах» только подчеркивала: мы выжили и победили, несмотря на потери и перенесенные тяготы войны!
В копилку памяти народной
Все меньше и меньше остается в живых непосредственных участников событий тех героических лет. B музее Нижнетуринского машиностроительного завода «Вента» нa стенде «Они выстояли и победили!» 127 фотографий ветеранов войны, и только один из них жив. На стенде «Они ковали Победу в тылу» 160 фамилий тружеников тыла, a в живых осталось 42 человека.
Я не воевал, но o войне знаю не только по книгам и кинолентам, а воочию, так как по жизненным обстоятельствам попал в прифронтовую зону обороны города Москвы. Цепкая и прочная детская память, подкрепленная послевоенными мемуарами военачальников, позволяет соотносить события и эпизоды, в которые лично попадал, и уже с позиции взрослого человека оценивать правду и кривду, которая обрушилась сегодня на наши головы в попытке переписать историю. Мое поколение – это поколение детей, обездоленных войной, на нас возложена сегодня миссия сохранить для будущих поколений живую правду о подвиге их предков в Великой Отечественной войне, и я взялся за перо, чтобы внести свою крупицу в копилку народной памяти.
В мае 1941-го
Итак, май 1941 года, последний урок в московской школе, учительница Варвара Войцеховна поздравляет нас с окончанием 2-го класса и каждому вручает книжку за успехи в учебе и примерное поведение. Мне досталась авторская книга танкиста Лелюшенко, участника финской кампании, позже – маршала бронетанковых войск СССР.
А дальше – летние каникулы! Уже через неделю я был у бабушки Анисьи в пристанционном рабочем поселке железнодорожников на окраине города Каширы, что в ста километрах южней Москвы. Свой дом, свой огород, корова и прочая домашняя живность, величественная река Ока, зеленые лужайки и другие деревенские радости – после московских заасфальтированных дворов... Впереди – беззаботное звонкое лето! Но не тут-то было, вся жизнь на долгие четыре года разделилась на «до войны» и «в войну».
Вскоре по улице мимо дома в сторону города пошли призывники с котомками за плечами, кто в сопровождении друзей и подруг под гармошку и задиристые частушки, кто – в молчаливой сосредоточенности с маленьким ребенком на руках и тесно прижавшейся молодой женой, a за ними – постоянно вытирающая слезы мать, хмурый отец и другие родственники.
Мы с ребятами с неподдельным интересом, еще мало что понимая, тоже сопровождали эти группы. У бабушки в доме на стене «черная тарелка», и я вместе со взрослыми слушал сообщения Информбюро. Тревога, озабоченность передавались и мне, правда, только до встреч на улице с друзьями в азартных ребячьих играх. Но это – в коротком начальном периоде, потом стало сложней.
Первый урок войны
Вот и первый урок войны и первый неподдельный страх! В наш район залетел фашистский самолет: ночью мы проснулись от неведомого доселе резкого звука и огненных вспышек за окном, словно десятки молний одновременно разорвали мрак и тишину, словно множество людей остервенело стучали палками по железной крыше дома!
Сравнительно недалеко от нас, на господствующей высоте («Дедов бугор»), были позиции зенитной батареи, которая защищала от воздушных налетов Каширскую электростанцию, первенца ленинского плана ГОЭЛРО, a также два многопролетных железнодорожных моста через Оку и производственную инфраструктуру крупного железнодорожного узла.
Однажды мы с ребятами играли в классики, а в это время без объявления воздушной тревоги началась стрельба зениток, и я сломя голову бросился домой, падая при каждом выстреле на пыльную дорогу (нас так учили). Потом бабушка отмывала меня в корыте.
Днем над поселком на сравнительно небольшой высоте появился большой фашистский самолет, тихоходный, но зенитки не стреляли, так как с соседнего аэродрома поднялись два наших истребителя, и завязался воздушный бой! Немец отстреливался от наседавших ястребков, но те вынудили его повернуть в сторону фронта, и так, поливая друг друга пулеметными очередями, они скрылись за горизонтом. Исход боя был неизвестен, только мы видели, как ястребки вернулись на аэродром. Мы – это группа сверстников, которые бросили играть в футбол и наблюдали за воздушным боем.
«Ну и черт с ним, с этим немцем!»
Фронт становился все ближе и ближе, и фашистские самолеты почти ежедневно совершали ночные авианалеты и бомбили Москву, при этом пролетая и над Каширой. Благодаря системе противовоздушной обороны жители оповещались по радио о приближающихся вражеских самолетах, и это еще дублировалось короткими частыми свистками всех паровозов, находящихся на станции, a также монотонным продолжительным гудком Каширской электростанции. Но у нас был еще свой домашний локатор – немецкая овчарка Джульбарс. Он четко различал звуки авиамоторов наших и немецких самолетов, а поскольку стрельба зениток начиналась только по немецким самолетам, пес заранее прятался в свою будку, и никакими коврижками выманить его оттуда было невозможно, пока немецкие самолеты не улетали и их становилось не слышно.
По требованию местной управы каждый домовладелец, если в хозяйстве не было капитального погреба для укрытия при объявлении воздушной тревоги, обязан был вырыть в земле и оборудовать простейшее укрытие – щель. Нас с дядей Мишей в доме было два мужика, и мы такую щель оборудовали. После объявления воздушной тревоги бабушка с узелком, в котором было «смертное», и тетя Нюша спускались в щель. И так раза четыре за день, но потом со словами «ну и черт с ним, с этим немцем, пусть убивает!» перестали прятаться в укрытие.
Недалеко стояла собачья конура и на привязи пес. Как только он забирался в конуру, минуты через две начинали стрелять зенитки. В один из вечеров мы с дядей сидели на чурбаках около входа в щель. Собака забилась в конуру. Явственно послышался гул подлетающих фашистских самолетов, как вдруг рядом с забором нашего сада раздался громкий хлопок и вспышка, на мгновение высветившая мужской силуэт с вытянутой рукой и уходящей зеленой ракетой в сторону Каширской электростанции! Я вспомнил этот эпизод‚ когда по телевизору услышал одного унизителя нашей Победы, который заявил, что в тот период в стране насаждалась шпиономания. А совсем недавно по телевизору показали фильм «Зеленые цепочки» о том, как дети в осажденном Ленинграде помогали вылавливать стрелков зелеными ракетами.
Заехали «снежком»
Все чаще фашистские самолеты стали появляться над поселком, и зенитки открывали огонь. Люди перестали на это обращать внимание и потеряли осторожность. Я возвращался из школы домой под стрельбу зениток, и что-то ударило по портфелю! Оглянулся, подумав‚ что ребята заехали снежком... но рядом никого не было, a на снегу – небольшая проталина и что-то поблескивает... Поднял – еще горячий осколок от зенитного снаряда! C тех пор, как только начинали стрелять зенитки, я старался куда-нибудь укрыться.
Каждый день по радио сообщали о положении на фронтах, и по тревожной реакции взрослых я понимал, что наши войска продолжают оставлять город за городом, некоторые названия были знакомы, a большинство ни o чем не говорило. Но когда в сводках Информбюро прозвучали названия таких городов, как Воронеж, Елец, Старый Оскол и Мичуринск, знакомых мне по рассказам дяди Миши географических точек, куда он до войны, работая машинистом, водил товарные составы, я понял: это было уже совсем недалеко.
Ужин под гармонь
В середине ноября 1941 года к нам на постой определили саперов – старшину, сержанта и двух младших сержантов. B доме установился следующий порядок: после окончания рабочего дня за общим столом на ужин садились и хозяева, и постояльцы; тетя Нюша выставляла на стол вареную картошку, квашеную капусту, соленые помидоры и огурцы, по стакану молока, a постояльцы – свой солдатский харч.
Иногда, по настроению, дядя Миша брал в руки гармошку, исполнял несколько мелодий русских песен, a потом гармошка переходила в мои руки, и я пел частушки, одну помню до сих пор:
Повар ехал на кастрюле,
Таракана задавил,
И за это преступленье
Три копейки заплатил!
На мажорной ноте заканчивался ужин, и все устраивались на ночлег. Солдаты спали, не раздеваясь.
Залп «Катюши»
В конце ноября поздно вечером из воинской части пришел посыльный, и постояльцы начали в темпе собирать свои нехитрые пожитки, тепло попрощались с нами и напоследок выдали: немцы подошли к Кашире!
Ночь мы просидели у соседки в капитальном погребе, построенном еще до войны. Рано утром с дядей вышли на улицу – ни души, гнетущая тишина и какая-то обреченность, даже собаки куда-то попрятались. Начало рассветать, и вдруг со стороны города раздался звук, похожий на звук выпускаемого под давлением пара, – сильное шипение... Дядя был в недоумении – в депо нет паровозов, a вроде как их продувают (профессиональная терминология машиниста). Что же произошло? Накануне передовые части немецкой армии Гудериана, не встречая сопротивления, подошли к Кашире со стороны Тулы и остановились на ночлег в деревне Пятница в полутора километрах от города, a оборонять город предстояло ополченцам (по рассказу участника).
Кашира стоит на левом берегу реки Оки, которая к тому моменту уже встала, сковав льдом летний понтонный мост, a дальше от правого берега Оки до Москвы проходила стокилометровая асфальтированная дорога. А что же наши постояльцы-саперы? Они подготовили к взрыву Каширскую электростанцию, два железнодорожных моста через Оку, поворотный круг в железнодорожном депо и другую производственную структуру железнодорожного узла. На левом берегу под парами стоял паровоз с тремя вагонами саперного подразделения, и по команде они должны были переехать на правый берег и начать подрывы.
Но такой команды не поступило! Ночью со стороны Москвы подошли подразделения кавалерийской дивизии генерала Белова, и утром после артподготовки погнали немцев от Каширы! А шипение, которое так озадачило моего дядю, – это был залп «Катюши»!
Массированный налет
На следующий день к нам пришел один из постояльцев с гостинцами от благодарных сослуживцев, сообщил, что они уходят за наступающими частями нашей армии, и вкратце рассказал, о чем написано выше.
B тот же день, когда погнали немцев от Каширы, вечером на город был совершен массированный налет немецкой авиации. Самолеты подвесили над городом осветительные ракеты, и посыпались фугасные и зажигательные бомбы. Мы с дядей Мишей с крыльца дома наблюдали за происходящим в полутора километрах.
При особенно сильных взрывах прятались в сени, но любопытство брало верх над страхом, и мы вновь оказывались на крыльце. Самолеты улетели, но пожары полыхали всю ночь. Очевидцы рассказывали, что солдаты, которые оставались в городе, прятались от бомбежки в многочисленных церквах, но все равно жертвы среди военных и мирного населения были немалые, и позже, когда я ходил в город, разрушения были налицо.
B наше время по телевизору показывали бомбежку натовцами Югославии, и мне понятен весь ужас сербов.
Запах крови
Дядя Миша, и я рядом, решал: спилить в саду или оставить пока замерзшие в студеную зиму 1939 года яблони (они ожили в 1943 году), и мы услышали гул мотора, a по улице вдоль нашего забора бежал и потом плашмя бросился на землю боец, как раз тогда, когда на бреющем полете появился немецкий самолет и раздалась пулеметная очередь... Самолет взмыл вверх, a боец продолжал лежать на земле. Когда мы подошли к месту события, там уже хлопотали два бойца над пострадавшим, у которого на голове была кровь – он был жив, но контужен, – пуля из крупнокалиберного пулемета по касательной сорвала кожу на голове и ушла в землю... Вскоре приехала машина, и бойца увезли.
В одно из декабрьских воскресений 1941 года мы сели завтракать, в это время начали стрелять зенитки, и по улице проползла тень большого самолета с оглушительным ревом моторов, a через секунды раздался мощный взрыв – весь дом закачало! Я не помню, как очутился под столом, a когда вылез, увидел дядю, стоящего на коленях в углу избы и сжимающего голову и уши руками, a тетя и бабушка – тоже на коленях у печки. Из губы у меня текла кровь. Наша улица выходила к глубокому оврагу, a за ним был Дедов Бугор, где стояла зенитная батарея, которую немецкий самолет разбомбил!
Ближе к вечеру с ребятами пошли посмотреть. Валялись две разбитые зенитки (другие две уже увезли), разбитый блиндаж, клочья от шинелей, каски, гильзы от зенитных снарядов, порох-макароны, и пахло гарью, порохом и еще чем-то незнакомым (потом поняли – кровью). Порохом набили карманы, срезали с искореженных колес зениток куски каучуковых протекторов (из них мы потом вырезали мячи для игры в лапту) и отправились восвояси. Через два дня на братской могиле установили деревянный обелиск со звездочкой и фамилиями погибших девчат-зенитчиц.
Неразорвавшиеся бомбы
К концу лета 1942 года над Каширой реже стали появляться немецкие самолеты, реже стали стрелять зенитки, и тем не менее... Я сидел на крыльце дома и мастерил лук, когда с работы пришел дядя Миша и начал подсказывать. B это время над домами на небольшой высоте в сторону железнодорожных мостов пролетел двухкилевой немецкий бомбардировщик, и от него отделились две бомбы. По мере их падения дядя все ниже приседал на ступени крыльца, и когда бомбы скрылись за крышами домов, сел на ступени и в оцепенении ждал взрывов, но их не последовало! Как потом рассказали, бомбы метко угодили под опору моста, зарылись в песок, но не взорвались. Это был один из многих случаев, когда подневольные люди на немецких заводах вносили свой вклад в борьбу с фашизмом и делали бомбы взрывобезопасными!
B тактику военно-воздушных сил воюющих стран вошло такое понятие, как «ночные охотники», когда одинокий самолет летал в ночном небе относительно для себя безопасно, высматривая цели, как правило, из-за нарушения светомаскировки, огненных выхлопов из промышленных и бытовых печных труб.
Жизнь и смерть ходили рядом
Однажды в конце лета, когда наш дом уже спал, раздался мощный взрыв. Дом содрогнулся, меня сбросило с постели, и я больно ударился головой o печку. Утром стало известно, что недалеко, на соседней улице, немецкий самолет сбросил бомбу, и есть жертвы.
Молодой человек провожал с танцев свою девушку до дома, и когда они прощались на крыльце, хозяйка открыла дверь в сени, a там горела электрическая лампа – вот на этот огонек и сбросил немец бомбу. Девушка погибла сразу, a парень получил серьезное ранение, но остался жив. Мы с ребятами пошли на место трагедии – в земле большая воронка от разрыва бомбы, крыльцо и сени дома полностью разрушены. «Ребячий телеграф» сообщил, что по дороге к клубу железнодорожников движется колонна бойцов, и мы поспешили посмотреть. Человек пятьдесят бойцов медленно и устало шли по дороге в вольном строю, при оружии, у некоторых из них были перебинтованы головы и руки, один на плече нес ручной пулемет, a двое – одно противотанковое ружье. Командовал группой лейтенант с повязкой на голове.
Когда дошли до клуба, бойцы в тени в изнеможении опустились на землю. Мы стояли и смотрели, и тогда командир обратился к нам:
– Ребята, a колонка или колодец есть поблизости?
Мы, взяв по два котелка, бросились бегом к ближайшей водоразборной колонке и сделали несколько ходок, пока все бойцы не напились воды, и по-ребячьи горды были своим поступком!
Вот, пожалуй, и все «боевые» эпизоды в первые два года войны, которые выпали на долю десятилетнего мальчишки и которые до сих пор врезаны в память, и забыть их просто нельзя, если и захочешь.
И, наверное, еще и потому, что могло быть и хуже, но – пронесло!
Встреча в госпитале
После окончания летних каникул в 1941 году на семейном совете решили, что мне безопасней остаться у бабушки и в Москву пока не возвращаться – почти год ежедневные бомбежки. Новый учебный год я начал в каширской школе. Люди предполагают, a война располагает, – если к Москве немцы подошли на 17 километров, то к Кашире – на полтора километра!
Третий и четвертый классы я проучился в Кашире. Учительница, Ольга Акимовна, в свое время учила и дядю Мишу, и мою маму – требовательный и строгий преподаватель. Зимой в классе занимались в верхней одежде, все письменные задания выполняли кто на полях газет, кто на служебных бланках и т. п. Осенью выходили на колхозные поля собирать колоски пшеницы и ржи; с одноклассником как члены тимуровской команды помогали по домашнему хозяйству одинокой старушке, матери фронтовика. Выступали с концертом в подшефном госпитале, и мне запомнился один эпизод: после концерта мы разошлись по палатам, где лежали неходячие раненые, и один из них подозвал, усадил на койку. Держа и поглаживая мою руку, сказал: «У меня на Урале живет сынишка, похожий на тебя. Увижу ли его?» – потом достал из тумбочки кусок колотого сахара и подарил мне.
Крестьянские навыки
Для учеников школы было введено дополнительное питание, которое выдавали в большую перемену, и состояло оно из блюдца пшеничной (не пшенной) каши, сваренной на воде, маленького кусочка черного хлеба и чайной ложки сахарного песка. Кашу я съедал в школе, остальное приносил домой – это был мой завтрак!
По карточкам гарантированно можно было купить хлеб – 400 граммов на иждивенца, a потом эту норму сократили до 300 граммов. А все остальное, что полагалось по карточкам, отоварить было проблематично.
Изредка из Москвы приезжала мама, и они с тетей шли по окрестным деревням и меняли на продукты носильные вещи, обувь, мыло, соль, но самым значимым эквивалентом была водка, если маме в Москве удавалось ее достать по карточкам. Отец из эвакуации каждый месяц посылал деньги, на которые можно было на рынке купить буханку черного хлеба.
Конечно, спасала нас корова Мушка, a потом – Дочка, но затем, когда пришла весна 1942 года, старались каждый клочок земли засеять и пополнить продуктовую корзину. Мне, чисто городскому мальчишке, пришлось осваивать крестьянские навыки: копать землю под посадку картофеля и овощей, пропалывать и убирать урожай, помогать на сенокосе, пасти телка и овцу, ухаживать за домашними животными, носить воду для полива, пилить дрова, собирать в саду смородину, a потом стаканами ее продавать на привокзальном рынке и многое другое. С благодарностью вспоминаю приобщение меня к «тихой охоте» – сбору грибов, и это увлечение не только сохранилось на всю жизнь, но и позволило привить грибной азарт сыну и внуку.
Мальчишеский арсенал
Каждый уважающий себя мальчишка в своем арсенале имел стреляные или не стреляные гильзы, патроны, порох, аммонал, бикфордов шнур, «лимонки» без запала и др. Через Каширу на фронт с ходу проходили воинские эшелоны, a обратно везли в сборных железнодорожных составах на платформах битую немецкую и нашу военную технику. Бывало, платформы загоняли в тупик на радость ребятишкам. Мы забирались в танки и находили что-нибудь интересное. Такое увлечение иной раз заканчивалось трагедией. Мой тезка-одноклассник и еще двое ребят где-то раздобыли целый снаряд и решили его поджарить на костре. Все трое погибли.
Но мой арсенал иной раз использовался для дела. Мы с утра вдвоем остались дома, и бабушка никак не могла растопить печку. Я предложил свою помощь с использованием пороха. Бабушка бурно отреагировала: «Домовик, ты же дом взорвешь!» Но после препирательств согласилась, a на всякий случай вышла во двор. У меня были кресало, кусок кремния и фитиль, с их помощью я поджег порох, и печка разгорелась. Дом остался целым. Впоследствии бабушка не раз будила меня со словами: «Женюха! Вставай, растопи мне печь!»
Горе, общее для всех
Услышанные по радио сообщения с фронтов, a также о зверствах фашистов на освобожденных территориях мы со сверстниками обсуждали и вообще жили войной, и игры были соответствующими духу времени.
Война вошла практически в каждую семью и оставила свой неизгладимый трагический след от перенесенных тягот. Наш круг родственников, которые систематически общались, война трагедией обошла. Отец осенью 1941 года вместе с Московским авиационным заводом был эвакуирован в Иркутск и всю войну работал по выпуску штурмовиков ИЛ, которые немцы прозвали «Черная смерть». Вернулся в Москву он только осенью 1946 года. Мама осталась и работала в Москве. Дядя Миша еще до войны по состоянию здоровья был списан с должности машиниста паровоза и мобилизации не подлежал. Один двоюродный брат был призван в 1938 году и служил моряком на Дальнем Востоке, другой брат вместе со Ступинским авиационным заводом был эвакуирован на Урал в город Каменск-Уральский. Остальные до конца войны не успели подрасти до призывного возраста. Но в памяти остались душераздирающий плач соседских женщин и детей, когда они получали похоронку, и слезы соседки тети Кати, которая просила меня перечитывать последнее письмо от сына Николая, служившего в особом Киевском военном округе, и многие подразделения попали в первые месяцы войны в окружение, и сын пропал без вести.
Говорящий эпизод
Когда начали ниспровергать все советское, и в том числе итоги Великой Отечественной войны, я в одной из публикаций прочитал (не дословно): «Утверждение о том, что во второй половине Великой Отечественной войны советская авиация имела в воздухе преимущество над немецкой, является советской пропагандой». И я вспомнил еще один эпизод из своего военного детства.
B 12 километрах от Каширы в сторону Москвы еще в довоенное время был построен крупный военный завод и образован город Ступино. Завод имел металлургическую технологическую направленность. B войну на завод на переплавку свозили битые наши и немецкие самолеты и разгружали их на внешнем заводском железнодорожном тупике. И мы с ребятами несколько раз туда наведывались в поисках интересного. Так вот, в первой половине войны на свалке преобладали наши краснозвездные самолеты, a во второй половине – немецкие самолеты со зловещей свастикой на крыльях!
Фронт уходит на запад
B 1944 году я вернулся к маме в Москву и с пятого по седьмой класс учился в московской школе. Вот здесь я почувствовал разницу в уровне преподавания в столице и на периферии – было трудно догонять. Прошла школьная реформа – раздельное с девочками обучение и пятибалльная система оценки знаний. Москва жила в условиях военного времени: милицейские и вооруженные патрули, проверка документов, строгое лимитирование бытового потребления электроэнергии, газа – еле теплые батареи отопления, проблемы, как лучше отоварить продуктовые карточки и дополнительно достать какие-либо продукты. Мама день и ночь за швейной машинкой и сверх установленной нормы выполняет частные заказы, a расчет за них – продуктами. Как раньше в Кашире, так и в Москве все время хочется есть! Правда, в школе дополнительное питание – теплый бублик и конфета, не то что в Кашире. Но настроение у людей и у нас, детей, поднимается: фашистов бьют и фронт уходит все дальше на запад. И вот уже в Москве отменили светомаскировку, и не нужно каждый вечер выбегать на улицу и проверять плотность упаковки своего окна; с окон снимают ленты-кресты, становится светлей в комнате и радостней на душе.
Первые салюты
Наш дом расположен в 10 минутах хода от Кремля, и периодически на улицах появляются группы военных (чаще летчики) после награждения, с сияющими звездами Героя Советского Союза, вызывая благодарное восхищение взрослых и безумную радость ребятишек. А вот и первый салют в честь победы на Курской дуге – все люди на улице, и восторг неподдельный! И такие салюты становятся все чаще и чаще, a иной раз трижды за вечер – на фронтах все больше наших успехов!
B школе – обязательная военная подготовка: изучаем мелкокалиберную винтовку: стебель, гребень, рукоятка, и на скорость разбираем и собираем затвор, маршируем строем по прилегающему к школе московскому переулку. Директор школы Иван Кузьмич систематически проводит в классе политчас: кто-то из учеников по ранее данному заданию делает краткий обзор газетных материалов за неделю, a директор акцентирует внимание на особо важных событиях, a также учит нас читать газеты между строк. Подробно разъяснял он и значение Ялтинских соглашений глав СССР, США и Англии по послевоенному обустройству мира.
Победа – за нами!
Подходит воскресенье, и забота – выпросить у мамы деньги на кино, a фильмы идут захватывающие: и про войну, и детские, и приключенческие. Перед началом художественного фильма обязательно показывают очередной киножурнал о событиях на фронтах, о заводских и колхозных буднях, культурных событиях! На углу Тверского бульвара и улицы Горького – двухзальный кинотеатр короткометражных фильмов, и там за один заход можно посмотреть до четырех киножурналов, a стоимость входа – копейки.
По Садовому кольцу прогнали многочисленную колонну немецких военнопленных, a в парке культуры имени Горького организовали выставку трофейной немецкой военной техники, и народ валом идет на осмотр, a ребятишкам – особый интерес! Вот стоит гордость немцев – танк «Тигр», с помощью которого на Курской дуге они собирались переломить ход войны в свою пользу. B лобовой части танка вырезан автогеном аккуратный квадрат, показывающий внушительную толщину брони, a рядом – рваное сквозное отверстие от нашего бронебойного снаряда! Самоходное орудие «Пантера», шестиствольный миномет «Иван» в противовес нашей «Катюше», но далек по своей огневой мощи! Люди смотрели на все это, и y них укреплялась вера: победа будет за нами! И такой день наступил.
Счастливый 1945-й
Проснулся ночью от необычного шума: хлопали двери, громкие голоса, свет в окнах – победоносно закончилась война с фашистской Германией! Бывало, мама отрежет кусок хлеба к завтраку и успокоит: вот кончится война, тогда поедим досыта! Как только открылись магазины, тут же бросился за покупками, но там было по-прежнему: по карточке 400 граммов хлеба на день… Разочарование мое поглотило всеобщее ликование, беспредельная радость людей, заполнивших улицы Москвы, a к Красной площади вообще через поющую, танцующую, плачущую от радости массу людей пробиться было невозможно!
24 июня 1945 года на Красной площади состоялся Парад Победы, трансляцию которого слушал по радио, a вечером в темное и дождливое небо Москвы на аэростатах были подняты два красных стяга с портретами В. И. Ленина и И. В. Сталина, подсвеченные мощными прожекторами, – зрительное и эмоциональное восприятие неизгладимое!
Лишь бы не было войны
Испытания, которые выпали на долю страны и прошли через наши, детей войны, души, сделали нас взрослей. Считаю, что военное детство сыграло положительную для меня роль в формировании морально-нравственных принципов и жизненной позиции.
Государство доверило мне 35 лет руководить крупным предприятием в системе атомной отрасли – Нижнетуринским машиностроительным заводом, a сохранившаяся вечная благодарность людям, которые и на фронтах, и в тылу отстояли независимость нашей родины и дали возможность и нам, детям, жить в свободной стране и стать ее гражданами, обязывало меня и как директора, и как человека внимательно и заботливо относиться к ветеранам войны и труженикам тыла – работникам завода. Каждый год проводились торжественные чествования ветеранов; предоставлялась в первоочередном порядке возможность оздоровиться в санаториях, домах отдыха, заводском профилактории и базе отдыха; в условиях дефицита им первоочередно выделяли для покупки товары длительного пользования; задолго до горбачевской перестройки все ветераны войны и тыла были обеспечены отдельными благоустроенными квартирами.
Слова «Лишь бы не было войны!» и «Миру – мир!» имеют для меня глубокий жизненный смысл и хранят память о прожитом.
Карпов Евгений Александрович (14.07.1931, г. Москва). Директор Нижнетуринского машиностроительного завода с 1959 по 1994 гг. Руководитель заводского музея НТМЗ – ОАО «Вента». Почетный гражданин города Нижней Туры. Член Экспертного совета комбината «Электрохимприбор»
