«Я иду по улице – на меня оглядываются. Это в мегаполисе, где, казалось бы, никому ни до кого нет дела. А в маленькой провинциальной Нижней Туре даже за рулем автомобиля успеваю ловить крайне удивленные взгляды. В «Одноклассниках» в ответ на мою фотосессию – взрыв противоречий. Мнений – больше неприятных. Я лысая. Абсолютно». Так мы начали наш разговор наедине вдвоем. Передаю его от первого лица – от имени своей собеседницы Лены Устьянцевой. Может, кто–то хоть краешком души зацепится ...
Хрупкая музыка настроения
Волос нет, но моя (если можно так сказать) прическа не эпатаж. Это последствия химиотерапии, которую я прошла в онкологической клинике после операции. А поскольку мне всего 35 и носить искусственный парик я не в силах – старомодно, некомфортно, а на натуральный просто нет денег, вот я и решила: буду такой, какой стала.
Макияж, стильная одежда – все равно в противовес, все равно это выглядит не жалко, скорее – необычно. И потом – не хочу удобно, хочу красиво. Да и что, я до конца дней что ли лысая ходить буду? Не планирую, нет. Вон уже маленькая щетинка на затылке проклевывается. Вот и надо зафиксировать это состояние «ню». Для домашней истории, так сказать.
Разговариваю в клинике с женщинами. Многие после «химии» даже дома ходят и спят в платках. Разве можно так не любить себя?
Доминанта моей новой внешности – моя улыбка. Сначала буквально заставляла себя постоянно улыбаться. Вспомнилось: когда была приятной блондинкой с мягкими локонами, так много не радовалась, не улыбалась, почему–то все время было некогда. А сейчас улыбка – моя суть. И я все время слежу за тем, чтобы ее не потерять. И чтобы было, чему улыбаться. Так и живу, балансируя на узеньком нотном стане хрупкой музыки настроения.
Улыбайся – и мир твой
Спасительную идею с улыбкой мне подкинулаканадская коученговая методика ответвленная нить психологии). Жизнь подсказала, что не мешало бы получить третье образование. Я получила. Главные постулаты коучинговой системы: прошлое надо оставить в прошлом, решить, что ты хочешь сейчас, научиться радоваться тому, что есть, никого ни в чем не обвинять и больше улыбаться.
Когда однажды оглянулась, поняла: жизнь прекрасна (волшебство никуда не девалось!), а лова популярного певца – как раз и есть то самое: У меня за окном гроза, у меня есть в окне закат!» И он этим богат. А дальше... А дальше: «И у счастья – мои глаза». Пронзило: это о ребенке.
У меня их трое. Разве могу я втягивать их в эту свою пучину боли и переживаний, надежд, разочарований и снова... надежд?!
Кстати, новый вынужденный лысый имидж дочка Настя первая поддержала: «Мам, круто! Ты такая классная и креативная!» Воспитательница в группе у младшего (он тогда еще ходил в садик) охладила: «И чему Вы так все время радуетесь?» «Инопланетяночка моя веселая, – сказал мне мой лечащий врач. – Вы одна ко мне такая ходите. Вы – мой терапевт». А один художник, встретив на улице Челябинска, воскликнул: «Девушка, Вы сияете, как солнышко. Можно я Вас нарисую? Я выставляюсь в Австрии. Там таких улыбок и светящихся глаз почти не встретишь».
Неисповедимы пути мыслей и чувств наших.
Без кожи
Первая «химия» была очень тяжелой. Я лежала, как дрова, и думала: «Страшнее и больнее не бывает». Оказалось, бывает. Вторая.
Жизнь теряет в дни этого эфемерного химического восстановления (бред, но это так) все свои краски. А для меня краски – хлеб моего сердца.
«Доминанта моей новой внешности – моя улыбка.
Сначала буквально заставляла себя постоянно улыбаться. Вспомнилось: когда была приятной блондинкой с мягкими локонами, так много не радовалась, не улыбалась, почему–то все время было некогда. А сейчас улыбка – моя суть».
А люди, наоборот, проявляются, сами того не замечая. Мы же, больные, все видим, ведь мы без кожи. Искренность не заменишь никакими участливыми вопросами раз в месяц по телефону. А родные души уж, как никакие другие, словно на ладони. Решила для себя: просто есть люди, которые почему–то не могут пройти урок высоты духа, отработать что– то в жизни, вот и стараются раствориться в воздухе. Я их прощаю.
Меня поддержали муж Алексей и мои детки. Они у меня замечательные. Настя сейчас уже успешно окончила музыкальную школу в Нижней Туре, поступила в театральный класс Хабенского (о театре мечтала с детства). Данил перешел в 9 класс, серьезно занимается хоккеем. Всеволод – первоклассник, личность творческая. Они много делают по дому, поддерживают меня своим теплом и любовью.
Делай добро и бросай его в воду
Парадокс, но у меня сейчас в жизни позитива больше. А все благодаря друзьям и тем знакомым, от которых даже и не ждала участия.
Вообще, с людей в таких ситуациях буквально слетает шелуха. От кого ждешь помощи – те глухи.
А подруга из Магнитогорска, узнав, что я полысела, выслала по электронке кучу эффектных фотографий женщин с подобными историями. Я вяло отреагировала, была еще в прострации. Тогда она прислала свое фото, на котором позировала абсолютно лысой по своему желанию. И надпись: «Ты не одна!» Мне полегчало.
Муж буркнул: «Знакомые у тебя – с приветом». А Настя сказала: «Теперь я верю в женскую солидарность».
Вторая подруга приезжает за 350 километров, чтобы помочь мне помыться, когда муж в командировке. У меня очень болит шов, не поднимается рука и тяжело самой. В общем, как в том американском фильме «Один плюс один», про разбитного негра-слугу и богатого недвижимого инвалида в кресле, помните? «Нет ручек – нет конфетки...» В том и поддержка: не жалеть, а делать.
Третья едет 9 часов в автобусе, везет мне мясной фарш, чтобы
вместе постряпать пироги, сделать мои любимые котлетки, пообщаться за кухонным столом.
Просто знакомые позвонили, спросили номер карточки и перечислили деньги.
Сначала стеснялась. Благодарю, а сама места не нахожу от стыда.
Потом пригодились: обследование, анализы, препараты для реабилитации – все очень дорого.
Никто не ждет никакой благодарности, особых слов. Они, как в той поговорке: сделали добро и забыли, бросив его в воду. Тем и
дороже добро это.
Звериная сопричастность
Мы с семьей вот уже почти год живем в Челябинске. В Нижней Туре осталась моя сестра. Там же осталась наша собака Яся. Иногда сестра звонит мне и говорит: «Яська лежит пластом. Тебе плохо, Лена?» Я сжимаю трубку, прогоняю нахлынувший поток жалости к себе, превозмогаю свою слабость и говорю: «Ничего, пока ничего...» «Не ври, – говорит Света, – по твоей собаке вижу». И начинает успокаивать меня так, как только она одна и может. Понимает: должны же ведь и у меня быть «сопливые дни», не камень же я... Но строжит, не дает распускаться. Она такая.
А с нами живет кошка Клякса. Когда у меня резко упало зрение, у молоденькой Кляксочки поседела шерстка вокруг глаз. А когда меня тошнит после очередного химиовливания, кошка тоже мучается рвотой. Спит она только со мной, причем мостится всегда у больного места – будь то занывший сустав или сильно заболевшая голова. Просто какая–то прямая связь у меня с моим любимым зверьем.
В безудержном вихре мастихина
Ну так вот, о хлебе сердечном. Я медитирую в картинах, в живописи. Пристрастие мое – масло, мастихин. Три-четыре часа – и картина готова, а психологическое состояние уравновешено.
Обожаю Афремова – его узнаваемый экспрессивный мазок, его напор, буйство тонов и оттенков, сама заражаюсь его энергией, втягиваюсь, как листок, в вихрь его необычного письма... Копирую. Но по-своему. Мои картины похожи на оригиналы, но другие. Кто не знает творчества этого художника, буквально западает на эти мои летние солнечные сюжеты с бабочками, дождями, на эти абрисы красивых, таинственных женщин в сказочных одеждах и без, маленьких воздушных эльфов, на выстрелившую ввысь Эйфелеву башню...
Сейчас работаю над Буддой (в новой технике и уже со своим сюжетом). Пишу две очень значимые для меня вещи: картину «Крик» (женщина кричит из огромной пасти медведя. Наверное, догадываетесь, о чем она). Вторую картину я назвала «Рождение». Большая яркая бабочка и в ней – младенец. Пишу ее скрупулезно, как заново рождаюсь.
Бабочки-мысли
Они роятся и роятся в моей голове, заставляя крепко подумать о том, почему все так произошло.
Как выстраивается эта коварная цепочка событий, неумолимо подводящая к страшной болезни? Пишут разное: и гены, и иммунитет, и обстоятельства жизни. У меня заболеванию предшествовало два стресса: один за другим в течение полугода умерли мои родители. Потом
семейные неприятности. Я цеплялась за собственное горе, отрешившись от всего и всех. «Одиночество лезло в каждую щель» (как поет Лепс), отчаяние и обида разрушали.
И когда уже заболела, я решила: «Не-е-е-т, жить надо не так. Нельзя себя распускать. Жалости у всего мира просить не стоит, а вот молчать о своем состоянии не надо». И стала говорить, потому что одной справиться с такой махиной, как рак, трудно.
Сначала говорила в клинике с такими же пострадавшими женщинами. Многие мои знакомые по несчастью сейчас тоже сняли парики, приободрились, настраиваются на дальнейшую жизнь и работу. Потом
в соцсетях. Ух, и разные мнения услышала!
Одна знакомая как-то возмутилась: «Разве у тебя горе? Сидишь дома, когда захотела – прилегла, куда вздумала – пошла, муж обеспечивает. Вот у меня горе так горе: муж пьет...» Ура! Завидуют, значит, не считают больной и никчемной. А я и не болею. Я лечусь.
Потом я высказала своим друзьям-фотохудожникам идею социальной рекламы, чтобы поддержать женщин, которые замыкаются в своем горе. Работаем над воплощением. В духе: «Лечение – это повод выглядеть по-новому».
По утрам делаю зарядку, занимаюсь йогой, прикладным творчеством – вышиваю крестиком, рисую картины. У меня еще домашние школьные задания (помните, первый и девятый классы), Настюшины дела и проблемы, любимые писатели и режиссеры. Да целая громада жизни! И если дух не напрягать пребывать в этом мире кисло. Вот я и стараюсь обходиться со своей жизнью бережно. Одна ведь она у меня.
