25 лет, как не стало Сергея Иванова – нижнетуринца, посмертно награжденного орденом Мужества за подвиг в Чечне
Именная мраморная плита у Черного тюльпана, орден Мужества за подвиг в Чечне и отданную за Родину жизнь, фотография на столе – все, что осталось матери от сына. Он из тех, кто пожертвовал. Пренебрег собой, спасая товарища. Спас. Но сам погиб от пули снайпера, успевшего засечь его последний бросок на той проклятой чеченской войне. Сергей Иванов, парень из нашего города. Герой.
Нынешним июнем исполнилось 25 лет со дня гибели Сережи, оставшегося для мамы и отца любимым младшеньким сыночком, для друзей – весельчаком Серегой, заводилой любой компании, гитаристом, волейболистом, кавээнщиком, одним из основателей клуба эмоциональной терапии в Исовском геологоразведочном техникуме, хорошим студентом и верным другом.
Всё было
И была у него школа (№ 3), потом вот – техникум, и была первая любовь, и бесшабашная юность, и мечты – отслужить в ВДВ, вернуться в Туру крутым мачо, все умеющим и ничего не боящимся, поступить в институт, жениться. И жить, жить, жить под этим привычным бледно-голубым уральским небом, в этом уютном зеленом городке со всеми, кого любил, в согласии и дружбе… И было будущее.
Судьба распорядилась иначе. Он действительно попал в десантные войска, как и мечтал. В стране уже было неспокойно, 95-й год, кипела Чечня. Писал матери, переживающей, что его оправят на войну: «Не тужи, мамуля, прорвемся!»… Не прорвался.
В июне 95-го десантная группа, в которой он состоял пулеметчиком, получив задание, приземлилась в Шатое, на городской площади. Вертолет боевики начали обстреливать с земли еще во время посадки. Сережиного напарника, парня из Башкирии, ранило в ногу. Сергей первым выскочил из вертолета, но тут же вернулся за Равилем, оттащив его в сторону, подальше от пуль. А сам с еще одним другом, москвичом, спрятался на время за железным киоском. Но подлый снайпер обошел их с тыла и в упор расстрелял друзей. Позже СМИ стало известно, что на территории Чечни в те месяцы работали не снайперы, а наемные снайперши из Литвы и Западной Украины. Женщины-нелюди, без сердца, стыда и боязни высшего возмездия…
«Неужели Серега?!»
Тим Баталов, солдат срочной службы из Нижней Туры и одноклассник Сережи, тоже командированный в то время в Чечню, рассказывал потом маме Сергея Светлане Александровне: «Мы после этой операции двое суток ждали борт в Ростов, а когда укладывали в самолет “груз-200”, у меня какой-то ступор наступил: руки плохо двигаются, волнение… Тела погибших ребят были в целлофане, не разглядишь, кто есть кто. Но что-то екнуло у меня тогда в груди, какое-то беспокойство обуяло. Я будто почувствовал, что гружу в “Черный тюльпан” Серегу! Так ведь потом и оказалось…».
От шатойской истории у Ивановых остались только этот рассказ да письмо, написанное матерью спасенного Сергеем солдата: «Ваш Сергей спас жизнь моему сыну. Пусть он без ноги, но живой. Спасибо вам за то, что воспитали такого замечательного сына! Низкий вам поклон, дорогие Ивановы!».
Весточка
Первое письмо из Чечни от Сережи пришло в конце декабря – тогда их десантный полк и вошел в Чечню. Почта в те годы работала плохо, многие матери поседели тогда, ожидая весточек от сыновей. Не находили себе места и Ивановы. Созванивались со знакомыми, у которых дети служили в горячей точке, узнавали хоть какие-то новости – больше ведь было негде, радио и телевидение молчали.
И тут долгожданная весточка. Сергей за полгода службы в Чечне успел поучаствовать в нескольких крупных операциях, в том числе и в боях за «Белый дом». Это потом она прочтет о трагическом, неподготовленном штурме Грозного под командованием генерала Грачева в ту первую военную операцию по восстановлению конституционного порядка в Чечне, когда майкопская бригада оказалась в смертельной мышеловке, а люди гибли сотнями под шквальным минометным, артиллерийским огнем на подступах к президентскому дворцу.
Трагический штурм
Бои шли за каждый переулок, дудаевцы огрызались ожесточенно, и десантники были вынуждены запросить помощи авиации и артиллерии.
Подступал новогодний праздник, но никто и не надеялся встретить его в тишине. И в эти предновогодние дни во всей этой военной мешанине до солдат доходили слухи о страшных зверствах наемных боевиков по отношению к пленным, русскому населению, а также лояльному чеченскому. Солдатам и офицерам выкалывали глаза, по частям отрубали конечности, ломали ребра и вырезали на спинах серп и молот. Не щадили ни детей, ни женщин, ни стариков, если видели, что те помогают войскам.
Уже годы спустя она читала обо всем этом и думала: «Ну надо же, а ведь Сережа в своих редких письмах никогда не рассказывал о войне. Только успевал шутить: “Мам, нас тут так хорошо кормят чеченские женщины, я тут так отъелся, что домой вернусь – в дверной проем не войду”».
Ирония судьбы. Так и случилось. Не вошел он в дверной проем. Его привезли в двух гробах – деревянном, и сверху – большом цинковом. И хоть сваркой разрезали цинковый, чтобы родственники могли опознать тело, доставать второй гроб не решились: слишком долго тело находилось в жаре. Так и прощались с ним во дворе. Она-то ничего этого не помнит, пребывала в безумии горя, не владела собой. А вот потом, позже, сопоставила его шутку с голой жизнью и обомлела: как все в мире предсказуемо…
Неизбывное горе
Черным тяжелым камнем лег на судьбу супругов Ивановых страшный 95-й год.
– После похорон мужа моего Колю друзья больше месяца приносили с могилки сына, испачканного кладбищенской глиной, в слезах и с початой бутылкой водки в руках, – с горечью вспоминает Светлана Александровна. – Я – никакая от этой навалившейся беды: ни успокоить, ни приголубить. Просто выла в подушку, опухла, оглохла и ослепла от слез. Но он сам перемог себя, не сломался. Вернулся в жизнь.
Много лет Николай Павлович отработал техником-теплотехником на ГРЭС, потом – на стройке. Был и мастером, и бригадиром. Они оба – уважаемые в городе люди, трудяги и патриоты своей малой родины. Вместе они уже пятьдесят лет. А Светлана Александровна до сих пор активная общественница, многолетний председатель первичной организации ветеранов госучреждений. Я знаю ее (по работе в СМИ, с молодежью и волонтерами, и ветеранами) как бескорыстного, безотказного во всем человека, душевного и ответственного, щедрого на добро, понимающего и деятельного.
Она храбро идет всегда на встречи с молодыми призывниками, митинги и возложения цветов у обелисков павшим в Чечне и Афгане мальчишкам. Мысленно сжав горло, перемкнув поток слез, рвущихся всякий раз из души, горячо и убедительно говорит о настоящем патриотизме, о том, как нужны они стране, желает им всем честно отслужить и вернуться, желает всем мира.
Наизусть знает адреса всех своих тружеников тыла, ветеранов войны, детей войны, инвалидов и вдов. Постоянно навещает тех, кто уже не ходит, явиться к ним без тортика, конфеток просто не может: «А как же? Чай попить, о жизни поговорить, о здоровье спросить – кто еще это сделает?». Про таких женщин говорят: «Солнышко наше», – потому что несут они свет.
Гавань утешения
После гибели Сергея вернуться в свой любимый детский сад, где проработала воспитателем более 20 лет, Светлана Александровна уже не смогла. Все напоминало ей о маленьком Сереже. Сердце, словно шагреневая кожа, сжалось, усохло…
Но по-настоящему вернул ее тогда к жизни внучок Артемка. Он, да еще сын Максим и сноха Наташа стали ее гаванью утешения. Очень крепко поддержали ее тогда глава города Олег Иванович Чечетко и Татьяна Николаевна Наумкина, начальник управления соцзащиты.
– Артюша буквально воскресил мои силы. Он нам с мужем заменил Сережу. Он до сих пор нам словно сын, и такой же красивый, улыбчивый и высокий, как Сергей. Олег Иванович крепко помог тогда нашей семье, а мне, помню, сказал: «Надо жить. И за него – тоже». Татьяна Николаевна позвала работать в соцзащиту с немощными и брошенными стариками, нуждающимися в помощи и сердечной поддержке.
Ну а сердца Ивановой было не занимать! Оттаяло, развернулось, как почувствовало необходимость. До сих пор она своя среди бывших подопечных и работников управления, ее добрым словом вспоминают все за проявленную заботу, человечность. В ведении управления не только больные старики, а и люди, освободившиеся из мест заключения, раздетые, разутые, без денег и жилья, никому не нужные – ко всем она находила подход. Человеческая беда отвлекла ее тогда от собственного горя, надо было собираться с силами и браться за дело. И она не подвела.
Ну а ночами она оставалась с сыном. Вот уже четверть века. Разговаривает, советуется. Утром, проснувшись, целует милую фотографию, спрашивает: «Как тебе там, сынок?». И слышит знакомое: «Не тужи, мамуля, прорвемся!».
Мать и сын. Они всегда вместе, несмотря на жестокость судьбы. «Мать солдата – это свято», – поется в песне. И такая мать, как Светлана Александровна Иванова, добрейшая, благородная и чистая женщина – поистине святая, заслуживает глубочайшего уважения, людской благодарности и любви. Заслуживает всей своей жизнью – и с ним, и без него, ее ненаглядного сыночка.
