Лихолетья Гражданской войны – глазами нижнетуринок
О том, как события Гражданской войны переживали матери, жены и сестры нижнетуринских коммунистов. Как вслед за своими мужчинами попадали в тюремные камеры и подвергались расправам.
По материалам Нижнетуринского краеведческого музея (филиал Невьянского государственного историко-архитектурного музея) и подшивкам газеты «Вперед, к коммунизму!».
Смена власти
«В ночь на 17 ноября [1918 года] в полученной разведсводке сообщалось о приближении колчаковцев к Нижней Туре. Председатель военного Совета приказал немедленно приступить к эвакуации. Началась суетливая погрузка на подводы документов Совета и ценностей, реквизированных у местных богачей», – вспоминал красногвардеец, работавший тогда в военном Совете, В. Г. Крохалев.
А ранним утром 18 ноября нижнетуринцы услышали первые пулеметные очереди и взрывы гранат – бой шел где-то у деревни Елкино. А в ночь на 30 ноября красногвардейцы были окончательно выбиты из Нижней Туры.
Немедленно арестовать
Рассказ краеведа Виктора Чернильцева, опубликованный в газете «Вперед, к коммунизму!»:
«Кто-то донес: коммунист-красногвардеец Василий Колмогоров появился в Туре и скрывается в доме своих родителей.
– Урядника! – крикнул комендант адъютанту. А когда перед ним в струнку вытянулся бывший волостной блюститель порядка, а теперь белогвардеец Григорий Нечаев, строго приказал:
– В доме Колмогоровых скрывается большевик. Немедленно арестовать!
Урядник сразу понял, о ком идет речь. Мастера прокатного цеха он запомнил еще с первых дней становления советской власти в поселке. Это он, Василий Колмогоров, рассказывал рабочим о Ленине, выступал на митингах за свержение царя, а потом и Временного правительства.
Вот почему урядник не стал задавать вопросов. Он повторил приказание и вышел в смежную комнату, где размещался взвод белогвардейцев.
Мать, жена, сестра
В доме Колмогоровых ничего не знали о надвигающейся беде. Пелагея Васильевна, мать Василия, лежала на печи и, казалось, дремала. Но разве могла она быть спокойной в эти тревожные дни? Тяжело было на душе у матери, когда сын находился в постоянной опасности.
Вера, жена Василия, возилась с детьми. Их двое, Сережа и Гена. Малыши не капризны, но то и дело беспокоят мать бесконечными «почему».
– Почему папа так долго гостит у тети?
– Почему на улице дяди ходят с ружьями?
Мать ласкает и успокаивает детей, но часто бросает тревожный взгляд на широкие доски пола.
Замужняя дочь Колмогоровых Анна Николаевна Чернильцева тревожилась за двоих: родного брата Василия и мужа-красногвардейца, сражавшегося где-то на фронте.
Обыск и арест
Белогвардейцы ворвались в дом с винтовками наперевес. Они согнали всех домочадцев на кухню и приказали не сходить с места. Короткий обыск. На пол летели подушки, белье. Белые тщательно осматривают каждую половицу.
– Топор! – рявкнул урядник.
– Да зачем тебе, батюшка Григорий Прохорович, топор-то? – всполошилась Пелагея Васильевна.
– Молчать! – белогвардейцы начали рубить и вырывать половицы.
Первыми не выдержали дети. Они испуганно заголосили, громко запричитала их мать, послышались глухие всхлипывания Пелагеи Васильевны и ее дочери.
«За хлебушко»
Василия арестовали вместе с матерью и сестрой. Когда их втолкнули в тесную, душную комнату, Анна Николаевна увидела среди арестованных много знакомых женщин.
– А тебя-то за что? – спросила она Капитолину Матвеевну Черноскутову.
– За хлебушко, Нюра, за хлебушко, – горестно ответила пожилая женщина. – Красногвардейцам хлебы пекла…
Две соседние камеры тотчас были заполнены рабочими завода. Здесь сидели прокатчик Федор Иванович Глебов, сторож Дмитрий Федорович Артемов, Михаил Николаевич Перевалов.
Кроме коммунистов и сочувствующих Советам было немало и случайных людей, которые попали сюда по ложным доносам или просто за опрометчиво сказанное слово.
Сортировка
Ночью началась сортировка арестованных: одних – к расстрелу, других – к телесному наказанию.
Один из белогвардейцев подошел к женской камере и стал выкрикивать:
– Черноскутова Капитолина – 50 розог! Выходи! Чернильцева Анна – 200 розог! Колмогорова Пелагея – 100 розог!..
Женщин выталкивали из камеры, отводили в крайнюю большую комнату, в которой когда-то занимались волостные писари, бросали на широкую скамью… Свист плетей и крики не замолкали всю ночь.
А за прудом, по зимней именновской дороге, в эту ночь гремели винтовочные выстрелы – с борцами за советскую власть велась расправа. Отсюда уже никто не вернулся. Не вернулся в свою семью и мастер прокатного цеха, доброволец Василий Николаевич Колмогоров».
Жестокие расправы
Из воспоминаний Анны Чернильцевой:
– Моего брата Колмогорова Василия Николаевича каратели пытали особенно жесткого. Его избивали плетьми, кололи шильями, а после расстрела выкололи глаза. Он был изуродован до неузнаваемости.
Немало диких издевательств беляки учинили со мной и нашей матерью, Колмогоровой Пелагеей Васильевной. Мой муж, Григорий Иванович Чернильцев, был коммунистом и красногвардейцем, и когда колчаковцы захватили Нижнюю Туру, нас с мамой арестовали.
В двух камерах в здании бывшей волости уже ждали расправы рабочие завода Федор Иванович Глебов, Дмитрий Федорович Артемов, Михаил Николаевич Перевалов и многие другие.
Неудавшийся маскарад
На допросе от нас требовали, чтобы мы сказали, где мой муж, где спрятано оружие, кого из коммунистов знаем. Не добившись ответа на свои вопросы, комендант белогвардейцев приказал надеть на нас какие-то неуклюжие цветастые платья и шляпы, которые якобы были реквизированы у местных буржуев братом и мужем. Затем в таком виде в сопровождении двух карателей водили по улицам поселка.
Но эта «шутка» успеха им не принесла. Злорадства и насмешек, которые они хотели вызвать этим «маскарадом» у жителей поселка, не получилось. Тогда нас снова водворили в камеру, и на другой день мы были избиты плетьми.
Обелиск на месте перезахоронения
От рук белогвардейских карателей тогда погибли: комиссар красногвардейского отряда Василий Колмогоров, председатель делового Совета завода Григорий Воронин, председатель комитета бедноты Иван Гаврушев, член комитета Степан Безруков, начальник народной милиции Евгений Толмачев, коммунисты Михаил Перевалов, Петр Байков, Семен Поршнев и многие другие.
В исторической части Нижней Туры, на бывшей предзаводской площади, им установлен обелиск – на месте перезахоронения останков в 1919 г.
