О том, как дети работали на прииске и в шахте
Труд подростков на приисках в XIX – начале XX вв. был обычным делом. И, конечно, ни о каком облегченном режиме труда, дополнительных выплатах и компенсациях речи тогда не было. Подростки наравне со взрослыми занимались самым тяжелым, неквалифицированным трудом, нередко стирая руки до кровавых мозолей.
О работе на Исовских приисках в начале XX века – из воспоминаний Владимира Григорьевича Бабурина, старожила поселка Глубокая, записанных в 1961 году.
В поисках работы
В 1908 году Владимир Бабурин, будучи подростком, вместе со старшим братом приехал на Урал на Исовские прииски. Брат быстро нашел работу забойщиком у старателя Флягина, а вот Владимир устроиться нигде не мог.
«Я пытался попасть в механическую мастерскую, – записал в 1961 году Владимир Григорьевич в своих воспоминаниях, – хотя бы учеником. Но меня не приняли, сказали, что своим слесарям делать нечего.
Недели две бездельничали (Бабурин говорит о себе и друге Пашке, который также остался без работы – прим. муз.), сидели на шее старших нахлебниками. Решили отправиться в поисках работы на прииск Песчанка за 6 км. Сборы наши были короткими, затолкнули в карманы по куску хлеба и отправились в путь-дорогу».
Гонщик за еду
«Пришли на Песчанку, идем по улице, попадается навстречу группа мужиков "навеселе". Мы поздоровались, спрашиваем: "Дяденьки, нет ли работы?"
Мужики довольно подозрительно посмотрели на нас. Очевидно, подумали: "Какие же из таких заморышей оборванных работники". Нам не было и по 15 лет. На вид мы выглядели совсем мальчишками.
Они помолчали, а потом говорят: "Пожалуй, можно взять в гонщики".
Я спрашиваю: "А сколько же будете платить?"
Один из мужиков, с черной окладистой бородой, обложив меня матом, назвав сопляком, говорит: "Не поработал, а спрашиваешь, сколько будут платить. Быть может, и кормить-то будет не за что". Мы согласились. Сколько бы ни платили, лишь бы работать».
Место на нарах и в бригаде
«Пашку забрал [один] старатель. Я попал на другую работу. Хозяин, взявший меня на работу, привел в барак с низким потолком, без пола, с одним окном. Вдоль стен были настланы сплошные нары. Посредине стоял стол, сколоченный из необстроганных досок. Топилась чугунная печка. Стены, потолок почернели от сажи. У дверей вся стена была увешана хомутами и другой конской сбруей. Пахло дегтем, конским потом, чадом, нечем было дышать.
Рабочие, закончив работу, в облаках едкого дыма сидели за столом, ужинали. Хозяин, обращаясь к рабочим, сказал: "Привел вам нового работника. Будет работать, Петро, с тобой гонщиком. Покормите, отведите место на нарах".
Сам хозяин жил в новеньком пятистенном доме, не работал, имел пять лошадей. Рабочие, нанятые им, работали на его лошадях на вскрышных работах в разрезе. Львиная доля заработанных денег шла в карман хозяина».
До кровавых мозолей
«Я вместе с рабочими поужинал, с вечера смазал таратайку, пораньше устроился на голых нарах на ночлег. Утром в пять часов загудел гудок, мне помогли запрячь лошадь, выехали на работу в разрезе.
Работа у меня не ладилась. Приеду в забой, не могу сразу подпятить, забойщик Петро кроет матом. Приедешь на свалку, свалишь не туда, свальщик норовит огреть лопатой.
Порода была мелкий щебень, я с непривычки да вдобавок голоруком стер себе руки, не мог держать лопату. Кое-как дождался обеда, пообедал и говорю хозяину: "Не могу я работать". Показал ему свои руки, покрытые кровяными мозолями. Хозяин отвечает: "Зря тебя, бездельника, бродягу и лентяя, обедом накормили". Отлаял, чуть не надавал в шею. Выбросил мне паспорт, закричал: "Убирайся вон, шваль"».
Возвращение на Глубокую
Владимир вернулся на прииск Глубокая к брату. Друг Пашка остался работать на Песчанке.
«На другой день ничего не мог взять в руки. Вспыли сплошные кровяные мозоли на пальцах, ладонях. Нога выше колена распухла, сильно болела. Дней пять отдохнул, обвязал руки тряпками, пошел к Флягину на вашгерд водокачем.
Пашка через месяц вернулся на Глубокую в новой рубашке, с пятью рублями в кармане. Он вместе со мной устроился к Флягину».
Прииски, шахта, лес
Осенью работа у мелких старателей закончилась, и Владимир Бабурин подался на работу в шахту – каталем.
«Я попал в старую шахту. Забои были прогнаны на 20–30 метров. Катить [бадью] приходилось до рассечек, из-за подхватов низко нагибаясь. Порода тяжелая – голый речник. [Наполненные] бадьи весят не менее 5–6 пудов (80–100 кг – прим. автора), под ногами вода.
Работали сдельно. В шахте работало четыре забоя. Каждый забойщик торопился, как-бы побольше выдать песков "на гора", побольше заработать.
Прибежишь с ведерком-бадьей в забой, забойщик матерится: "Почему тебя долго не было". Прикатишь бадью к стволу, пропустишь очередь – ждешь. Сверху ругаются воротовщики: "Почему, разиня, запаздываешь".
Слаба силенка, а деваться некуда
Проработал 2–3 часа, руки, ноги задрожали, пот льется ручьями, горят ссадины на спине, кружится голова, о подхваты набил на голове шишки.
Думаю, вот где каторга-то, черт возьми. Опять нарвался, как на Песчанке, даже хуже. Слаба силенка. Да и откуда еще быть силенке: недавно минуло только 15 лет. Но сдавать, показывать свое малодушие не хотелось. Да и нужда заставляла – кормить даром никто не будет, надо чем-то жить.
На заготовке дров
Проработал зиму до марта месяца, пока не остановили работы. В марте с братом отправились в лес заготовлять дрова для крупного старателя Вагина.
Лесосека была за 20 км от прииска. Жили в бараке вместе с другими лесорубами. Работали с раннего утра до поздней ночи по 15 часов в сутки. Зарабатывали гроши. Кое-как сводили концы с концами. Домой выходили редко: через 2–3 недели».
Морозы до 45 градусов
«За год жизни на прииске я немного подрос, поднабрался силенки, стал привыкать, втягиваться в работу. В 1909 году с весны до осени проработал гонщиком на вскрышных работах в разрезе у крупных старателей Вагина, Костина. <…>
Работы в разрезе на зиму были остановлены. Мы с братом отправились на прииск Журавлик в 4 км от Глубокой. Устроились на хозяйские вскрышные работы в разрезе, брат забойщиком, я – гонщиком.
Морозы доходили до 40–45 градусов. Вскрывали верхний глинистый пласт. Земля промерзла до полутора метров: целый день приходилось тяжелым ломом долбить породу.
После работы придешь в казарму, и там холодно. Не снимая пиджака, валенок, шапки – так и спишь целую ночь. Проработали с месяц, ничего не заработали, залезли в долг, а потом перешли работать на прииск Маломальский, тоже на хозяйские работы в разрез.
Порода мокрая, речник. Попадались большие камни весом в несколько десятков пудов. Кувалдой его не разобьешь. Приходилось на ночь вокруг него раскладывать костер. Когда камень накалялся, поливали водой. Только тогда по образовавшимся трещинам начинаешь разбивать клиньями, кувалдой, ломом.
У таратайки колеса обмерзнут породой, лошадь не может с места тронуться. Приходилось тоже оттаивать на огне.
Каторга зимой и летом
Работали целый день в воде, в сапогах. За день промокнешь до нитки. Работы находились в полутора-двух километрах от прииска. Пока идешь домой, на тебе все замерзнет. В таких условиях работаешь всю зиму.
Летом в шахте душно, не хватает кислорода. Не горит свеча, нечем дышать. Высоту забоя гонишь в зависимости от мощности пласта залегания песков, в редких случаях выше полутора метров.
Целый день работаешь на коленках, сидя, подчас лежа. Для освещения в шахтах применялись стеариновые свечи. За день наглотаешься сажи, за ночь не можешь прокашляться. Часто были несчастные случаи. Обвалы кровли заживо хоронили людей, работающих в шахтах. Особенно было опасно работать и требовало большого опыта, искусства в пойменных местах реки Ис».
