Как молодой фрезеровщик оборонного завода стал океанологом и что его привело на Урал
От рабочего-фрезеровщика, ополченца оборонного завода до профессионала-океанолога, кандидата наук, директора научно-производственного института – «жизненный путь, пусть не выстланный розами, но другого не надо судьбе», – цитирует мой герой кого-то из поэтов.
Несочетание
Наш герой совсем не создает впечатление человека, шагнувшего в последнюю десятку столетия. Слова «век» и «Владимир Борисович Вайсбанд» не сочетаются. «Я же ведь морской волк, не по рангу старость!» – улыбается сквозь усы.
Подтянутый, молодцеватый, галантный мужчина, подвижный и энергичный, в аккуратной и чистой домашней одежде, в окружении педантичного холостяцкого порядка маленькой однокомнатной квартирки.
– Узнал, что корреспондент придет, сбегал (!) в парикмахерскую – негоже отросшими вихрами хвастать. Да вот чай еще заварил свежий…
Мы сидим за большим столом, заставленным по периметру книгами и альбомами. Ближе ко мне – одетый в экзотическую обложку том Петра Козлова с закладками: «Тибет и далай-лама. Мертвый город Хара-Хото».
– Неужели и сейчас, в глубокой (как говорят) пенсии, вас интересует научная литература?
– Несомненно. Только она дает ответы на все вопросы. А их у меня немало. По-прежнему небезразличны океанология, история, археология, геология, космология, эзотерика. Столько еще всего непознанного!
Прекрасно выстроенная, образная речь. В остром взгляде карих глаз – ум, выдержанность, достоинство характера и еле уловимая смешинка: «Да что вы (мол) все сопоставляете меня с годами! Молодой я еще, сильный. Для жизни еще гожусь».
Урал – моя гавань
На Урал его привело горе: умер сын. Владимир Борисович переехал с женой из Геленджика в его квартиру в Лесной, чтобы быть хоть какое-то время рядом с могилой. Так вышло, что вслед за сыном пришлось похоронить и жену Калерию. Смерть двух любимых людей осиротила настолько, что решил не возвращаться в свои южные края, остаться здесь. Со временем переехал в Нижнюю Туру – тут сноха Вера Павловна, двое внуков, правнук и правнучка, их любовь и забота, внимание и помощь – что еще нужно ветерану?
– Это не мы ему, а он еще нам помогает своей мудростью, добросердечностью и участием, – говорит Вера Павловна. – Он мне как отец, а правнучка Божена просто обожает его.
– Тура – моя последняя гавань, никуда больше не двинусь. Здесь, на Урале, какой-то особый народ, не всегда, может, ласковый, но по-настоящему искренний и щедрый на душевное тепло. Соседи у меня замечательные, приняли как своего, – делится Владимир Борисович. – А климат? Важнее ведь, какой климат в сердце.
– Много путешествовали? Где побывали?
– Лучше спросите, где я не побывал. Начну с родных мест. Служил на Северном флоте, в Заполярье, учился в Ленинграде, в Высшем инженерно-морском училище имени адмирала Макарова (потом защищал диссертацию в аспирантуре Ленинградского государственного гидрогеологического института), работал в Казахстане, в научной экспедиции по исследованию возможного строительства судоходных магистральных каналов между Волгой и рекой Урал с одновременным орошением засушливых зон. Был такой проект у Сталина.
Служил старшим инженером Рыбинской гидрометеорологической обсерватории, инженером Сочинской волноисследовательской станции. Затем был Тольятти, гидрометеорологическая обсерватория, занимался перестройкой неверно возведенных волноломов. Работал начальником научно-исследовательской станции в Новороссийске. В результате наших исследований была заново укреплена Цемесская бухта.
Еще в 1950 году попал в закрытую секретную экспедицию Министерства внутренних дел по проектно-изыскательским работам, связанным со строительством Байкало-Амурской железнодорожной магистрали. Дорога должна была идти от Комсомольска-на-Амуре по правому берегу Амура с переходом через хребет Сихотэ-Алинь (самое узкое место) и пройти по дну Татарского пролива. В этом месте планировались туннель и водная (паромная, резервная) переправа, чтобы можно было попасть на Южный Сахалин. Был на то время еще студентом училища, может, потому эта экспедиция запомнилась особенно.
Последнее место работы до самой пенсии – Геленджикское южное отделение Института океанологии Академии наук СССР (позднее – России), старший научный сотрудник, директор, ветеран труда.
А города и бухты мира не перечесть! – продолжает Владимир Борисович. – Белое, Баренцево, Черное и все южные моря, четыре океана, порты Северной, Южной Америки, Западной Европы, Греция, Италия, Сингапур, Индия, Мексика… Всюду – на научных судах в качестве руководителя группы гражданских исследований (а также исследований по заказу Министерства ВМС) морских течений, режима водных масс, их плотности, солености, подвижности. Нашими картами до сих пор пользуется подводный флот России – недавно услышал об этом в одной из телевизионных программ и с гордостью подумал о коллегах тех лет. К сожалению, иных уж нет, а те – далече.
Тыловик Второй мировой
– Какая награда самая для вас дорогая?
– Я ведь не воин Великой Отечественной, а тыловик. Поэтому и награды у меня не военные, а только гражданские. Дорога мне медаль Михаила Ломоносова, ее выдавали за особые заслуги в научной деятельности на благо Отечества. Много грамот, почетных знаков, медалей (Ленинская, Сталинская, Жуковская). Но самая заветная – «За доблестный труд в Великой Отечественной войне».
Война – значительный и незабываемый кусок в его жизни. В 1941 году 17-летним парнишкой он уже работал фрезеровщиком-металлистом на режимном военном производстве. В самом начале войны в поволжскую Сызрань, где прошли детство и юность Володи, было эвакуировано три авиационных завода, изготавливающих оружейное оснащение для легендарных пикирующих бомбардировщиков ИЛ-2.
В первый год войны в суматохе и неразберихе по ошибке с завода забрали на фронт всех взрослых мужчин-специалистов. В цехах остались пенсионеры да подростки. На них свалился и весь оборонный заказ. Учиться приходилось прямо у станка. Работали по 12 часов. Порой тут, у станков, и ночевали. Там же, при заводе, была открыта вечерняя школа, и ребята после работы шли на занятия. Кроме того, молодежь проходила еще и достаточно серьезную военную подготовку: бои уже шли под Сталинградом, ожидать можно было всякого развития событий. И в Сызрани, при заводе, было создано военное ополчение из рабочих.
– Я попал в группу автоматчиков, и нас в конце сентября 1942 года вывезли к Волге, в район боевых действий, где дислоцировалась в то время дивизия знаменитого генерала Родимцева. Каждый день, находясь в резерве дивизии, мы ждали отправки в бой. Однако в октябре ситуация на фронте изменилась в лучшую сторону, нас, специалистов-оружейников, все же вернули в Сызрань. Вернули на завод и оставшихся в живых ранее призванных специалистов из числа токарей, слесарей, фрезеровщиков и инженеров.
Из истории мы знаем, что в первые годы войны немцы имели колоссальное преимущество в воздухе. Только тыл мог помочь добиться баланса сил на фронте. Завод выпускал крупнокалиберные пулеметы, авиационные пушки и даже подвесные реактивные установки – самый неприятный сюрприз для немцев. Все это было крайне важно и интересно осваивать молодежи. Но она все равно рвалась на фронт!
– Я даже однажды взял и сбежал в военкомат, – вспоминает Владимир Борисович. – Берите, – говорю, – на фронт, чем я хуже других!
Военком встал, подошел, молча развернул меня за плечи, а выйдя со мной за дверь кабинета, пригрозил: «Еще раз придешь – засчитаю как саботаж. Не понимаешь, что ли, свою роль для страны? Война, парень, выигрывается не только на передовой».
Самый дорогой кусок жизни
Спустя лишь много лет Владимир Борисович понял, как дороги ему те юные годы, проведенные в цехах авиационного завода! Какими они все были серьезными и ответственными, мальчишки сороковых. И вместе с тем совсем еще бесшабашными, порой веселыми – молодость-то все равно брала свое. Как пели в темном цехе в часы затемнений, когда бои велись уже под Сталинградом и вражеские самолеты долетали до Сызрани… Страха не было, было объединяющее чувство большого и сильного коллектива.
С тех, наверное, заводских времен и его главное увлечение – создание моделей оружия. На стене в его квартире – необычная композиция стрелкового оружия, поражающая своим разнообразием и оригинальностью. Только более десятка видов пистолетов, самые древние образцы которых относятся к XVI веку. Сконструировал и изготовил он их сам, ведь фрезеровщик-универсал, а здесь и металл, и дерево, и… душа. К одному из ружей еще прикреплена логарифмическая линейка. Значит, в работе. Заметно: коллекция греет мастера, как любимое живое существо.
P.S. 18 сентября Владимир Борисович отметил 95-летие. От всех наших читателей и от себя лично желаем ему всегда отличного настроения и крепкого здоровья на долгие, долгие годы!
Обратите внимание: материалы, опубликованные в газете и на сайте, могут отличаться
