О произволе урядников и криминальных элементах Исовских приисков
Немало лихих людей было в свое время на многочисленных Исовских приисках. Вместе с простыми старателями жили бунтовщики, беглые ссыльные и бродяги. Кто-то из них в лихолетье Гражданской войны ушел сражаться в Красную Армию, а кто-то так и сгинул уголовником.
Об этом – из воспоминаний Владимира Бабурина, старожила прииска Глубокая.
Землянки против особняков
«Как бы сама природа разделила прииск на два противоположных враждебных друг другу лагеря. По одну сторону оврага рабочие в сырых, грязных землянках влачат жалкое полуголодное существование. Напротив, за оврагом – ставленники акционеров-капиталистов, полиция. Особняки, 3–4-комнатные, благоустроенные, светлые квартиры. Роскошь, довольствие», – таким предстал перед 14-летним пареньком Вовой Бабуриным прииск Глубокая в 1908 году.
Где был один – стало пять
«Прокатившиеся забастовки в 1905 году на приисках насмерть перепугали акционеров, владельцев приисков. Прибыли с Кавказа ингуши в черных бурках, в папахах, с кинжалами за поясами, с винтовками за плечами, с нагайками. <…>
Было увеличено число полицейских. Где раньше был один, поставили пять. На Екатеринбургском прииске, при главном приисковом управлении, был создан полицейский участок с резервом полиции во главе с жандармским офицером-приставом».
Произвол урядников
«Особенно своими дикими зверствами отличились урядники Ушаков и Ремизов. Они всегда ходили с собаками, с нагайками, в концы которых был вплетен свинец и которые сверху были обвиты проволокой. Пороли по всякому поводу, как говорят, "за что почтешь".
Ребята, отправляясь ночью на гулянку, летом надевали полушубки, если и нарвешься на урядника, огреет нагайкой, чтобы не так было больно. Скажешь что-нибудь против, сейчас же посадят в каталажку, выпорют нагайкой так, что целую неделю на спину не ляжешь».
Митька Горох
«Был у меня хороший товарищ Митька Седов по прозвищу Митька Горох, лет двадцати пяти, здоровенный парень. До приезда на прииск работал на ряде уральских заводов.
Напьется пьяный, обязательно затеет скандал с полицией: сорвет погоны, изорвет мундир, брюки. Местная полиция не в силах была взять его. Вызывали на помощь полицию с Екатеринбургского прииска. Приезжал наряд конной полиции 10–12 человек. Только тогда Седову скручивали руки, уводили в каталажку. На другой день страшно было смотреть на его спину, превращенную в сплошное кровавое месиво.
"Придет время, и на нашей улице будет праздник. Тогда-то мы по-настоящему сведем с ними счеты", – говорил Митька».
Эскадронный командир
«Седов после революции вступил в партию. В Гражданскую войну командовал эскадроном в отряде Мрачковского. При отступлении белых первым со своим эскадроном ворвался на прииск Глубокая, хотел кое-кому отомстить за старые обиды, за издевательства над сестрой Анфисой, которую с семимесячной беременностью каратели до полусмерти избили нагайками в числе других, подвергшихся зверскому истязанию от рук белогвардейских палачей. Но все предатели, боясь народного гнева, возмездия, сбежали с белыми.
После окончания Гражданской войны Седов был военным комиссаром в Н. Ляле, позднее вернулся на прииск Глубокая».
Обычный разбойник
«Работал забойщиком в разрезе у крупного золотопромышленника Васька Журавлев. За обмер избил штейгера. Посадили. Сбежал.
Совершил покушение, стрелял в золотопромышленника Анциферова. Судили, сослали в Сибирь на каторгу. С этапа сбежал, вернулся на прииск.
[Собрал банду]. В Кытлыме в приисковой конторе убили охрану, забрали более пуда платины. Дальше Журавлев занялся грабежом на большой дороге. Имел несколько судимостей. Был приговорен к бессрочной каторге, скрывался на приисках. Имел связи среди рабочих, был до зубов вооружен, смелый, отчаянный, способный на все.
В 1914 году через провокаторов полиция заманила Журавлева в ловушку. Окружила сплошным кольцом. Васька из окружения прорвался. Не добегая шагов двадцать до болота, где у него в седле стояла лошадь, при перестрелке убил стражника и сам сложил голову.
Так закончил Журавлев свой путь, начатый протестом против произвола, закончивши простым уголовником».
«На прииске были люди и искалеченные капитализмом, выбитые из нормальной колеи жизни, которые опустились, спились, превратились в безвредных бродяг, в босяков, в уголовников, в бандитов.
Палец за водку
Васька Колупай, средних лет, здоровый, обросший бородой, грязный. Летом ходил босяком, в рваной рубашке, в портках. Спился до невозможности, дошел до того, что за стакан водки способен был пойти на любую подлость, на самое гнусное унижение.
Раз собрались старатели на веселье и говорят: "Васька! Если отрубишь себе палец, то поставим тебе четверть водки". Васька, не раздумывая ни минуты, взял топор, положил палец на пенек, не моргнув глазом, с размаху отхватил палец.
В праздничный день говорят ребята: "Васька! Если пробежишь по прииску голый, то купим тебе бутылку водки". Васька скидывал с себя портки, рубашку и бежал рысцой там, где больше народу.
Жил на прииске Гордюха, латыш, лет двадцати пяти, худощавый, без паспорта, без фамилии. Какая судьба забросила его на прииск, никто не знал. Летом хищничал. Уйдет в тайгу, живет там месяца два, выйдет из тайги, страшно на него смотреть: оборванный, грязный, обросший волосами – зверь зверем. Продаст намытое золотишко частному скупщику, пьет 2–3 недели запоем, пока не пропьет все деньги. Потом снова отправляется в тайгу.
Был у него один верный друг – собака со странной кличкой Не скажу. Гордюха с ней ни на минуту не расставался, из одной чашки пил, ел. Собака ни на шаг не отставала от него. Вместе с ним уходила в тайгу, не раз спасая ему жизнь.
За Гордюхой часто охотилась полиция. Собака полицейских узнавала по форме. Если они нападали на их след, то собака лаем давала знать, что угрожает опасность. Сама бежала на глаза и уводила их в противоположную сторону от Гордюхи.
В 1914 году Гордей долго скрывался в тайге от мобилизации в армию. Когда полиция застрелила собаку, тогда только сумела взять его. Увезли совсем. Гордей наш как в воду канул.
В казарме с нами жил по поддельному паспорту Алексей, сбежавший из Сибири. Когда трезвый – хороший, довольно толковый, неплохо разбирался в политике. Заработает, одевается, живет по-человечески. По вечерам мы часто с ним беседовали.
Он рассказывал, что родом из Тамбовской губернии. Крестьянин, бедняк безлошадный. Семья – шесть человек. Жили плохо. Часто голодали. Кругом жили помещики, всячески издевались. В 1905 году разгромили, сожгли усадьбу помещика. Судили, дали 10 лет каторги. Пять лет он отбыл, потом сбежал.
Скрывались на прииске уголовные бандиты, конокрады, сбежавшие из Сибири Ванька Овчинников, Федька Фелисеев. Они открыто ходили по прииску с кинжалами за поясом, с револьверами в кармане. Полиция их боялась, смотрела на них сквозь пальцы, лишь бы не заводить с ними ссоры.
При белых Ванька и Федька выдавали семьи красноармейцев и коммунистов, занимались грабежом. Последние пожитки забирали у красноармейских семей. При освобождении Красной Армией приисков Овчинников сбежал с белыми. В Н. Тагиле организовал банду, вскоре банда была ликвидирована, а Овчинников расстрелян.
Федька Фелисеев с приходом советской власти скрывался, занимался конокрадством. Со своими сообщниками, такими же двумя бандитами, готовили нападение на кассира, возившего платину с Косьи на Екатеринбургский прииск. Их план был раскрыт. Бандиты были захвачены на месте преступления. При аресте оказывали вооруженное сопротивление и были убиты».
Воспоминания Владимира Григорьевича Бабурина записаны в 1961 году. Хранятся в музее Исовской школы. Сейчас взяты в работу филиалом ГАУКСО «НГИАМ» «Нижнетуринский краеведческий музей»
