Как спецпереселенцы выживали в уральской тайге и спасались ею
Как в 1930-е годы в нашем районе появлялись поселки для спецпереселенцев, в каких условиях люди добирались до места и как выживали в уральской тайге – из воспоминаний Николая Ильича Скорокова, члена семьи переселенца, учителя физики, математики и директора Косьинской школы.
В марте 1931 года семью Ильи Скорокова – жену Татьяну и пятерых сыновей, вместе с сотнями других крестьянских семей Тверской губернии, согнали на сборный пункт, затем доставили на железнодорожную станцию, погрузили в товарные вагоны и отправили в неизвестность.
Сохранить человеческий облик
Из воспоминаний Николая Скорокова, одного из пятерых сыновей Ильи и Татьяны Скороковых:
«Трудно сказать, сколько семей было погружено в каждый вагон. Было очень тесно, спать приходилось только на боку и то не всем.
Вагон снаружи закрыт. В туалет выходить не разрешали. В вагоне нашелся топор, была прорублена в полу дыра, женщины обнесли ее занавесками, так получился импровизированный туалет – боялись человеческий облик потерять.
Была поставлена железная печка. В каждом из вагонов были мужчины, женщины, дети, кормящие матери и девушки.
Пища в дороге выдавалась один раз в день, для чего назначенный старшим по вагону выселенец под надзором милиции ходил с ведром и мешком за хлебом и приварком на некоторых узловых станциях.
Нижняя Тура – Косья
Все заключенные-переселенцы очень и очень завшивели. В вагоне на каждом можно было увидеть ползающих вшей. Наконец голодных и убитых горем людей разгрузили на Урале, в городе Нижняя Тура.
Нашу семью погрузили на подводу, посадили малышей в сани-розвальни. Взрослых обязали идти пешком по мартовскому снегу. К вечеру, когда уже смеркалось, мы оказались в поселке Косья.
Интересно, что жители поселков были проинформированы: везут переселенцев-кулаков, врагов народа. В поселке некоторые из местных жителей были вооружены, стреляли из ружей в воздух. Конечно, все переселенцы, особенно дети и женщины, были напуганы.
Недостроенный барак
Нашу и многие другие семьи провезли далеко за поселок Кучум и поместили в недостроенный барак на пересечении Павдинского тракта с речкой Косьей. В бараке были двойные нары, две железные печки. На одного человека на нарах отводилось по 40 см.
Кроме тверских сюда же были доставлены переселенцы из Псковской области. Барак был длинным, в нем оказалось более 100 человек.
Три дня без пищи
Первые дни было очень трудно, люди оказались одеты кое-как и совершенно без пищи. Пытались есть мох, березовую кору. Мужчины сразу взялись за строительство бани.
Дня через три на повозках в барак стали подвозить пищу в бачках, определенную норму хлеба выдавали на каждого человека. Было, конечно, очень голодно, но люди стремились к жизни.
Все взрослое население, мужчины и женщины, были направлены на работу. Рыли канавы для принятия воды из рек и направления этой воды в логи, содержащие платину и золото. Работать должны были все, от 14 лет и старше. Освобождались только женщины, имеющие малых детей.
Болезни, голод и богатые леса
Скученность и антисанитария в бараках, завшивленность людей послужили причиной возникновения многих заболеваний, особенно сыпного и брюшного тифа. Настоящим бедствием была цинга. Заболевших вывозили в Косьинскую больницу, умерших хоронили на Косьинском кладбище.
Только теплое лето и богатейшая таежная растительность помогли выжить оставшимся переселенцам. Наступило лето, выросли травы, появились грибы, ягоды, что оказалось огромным подспорьем в рационе переселенцев.
На дорогах в поселки Косья, Кучум, Теплая Гора стояли вооруженные заставы, задерживающие переселенцев, которые пытались убежать из ссылки. Общение переселенцев с местными жителями комендатурой было запрещено.
Отсутствовали всякая домашняя утварь, посуда. Люди изготовляли что-то из дерева, бересты, жести, использованных консервных банок.
Режимные уральские поселки
О жизни спецпереселенцев в уральской тайге из воспоминаний Николая Скорокова, члена семьи переселенца, учителя физики и директора Косьинской школы.
Десятки бараков для переселенцев
«По Павдинскому тракту километрах в шести от барака, [где весной 1931 года расположили более 100 семей переселенцев из Тверской и Псковской губерний], под надзором комендатуры, быстрым темпом велось строительство поселка для переселенцев самими переселенцами. Среди них нашлись плотники, печники, жестянщики.
К осени 1931 года уже десятки бараков стояли на пригорке среди леса в месте, где речка Железянка впадает в реку Ис.
Рядом находились лога, богатые платиной (Коробовский, Первый лог, Второй лог, ранее принадлежавшие графу Шувалову. Вероятно, они были выработаны старателями еще до октября 1917 года).
Каждый барак разделялся капитальной стеной, а каждая его половина на две квартиры – заборкой из теса. В каждой половине была сложена русская печь с двумя челами, таким образом, в каждой четверти барака оказывалась отдельная русская печь.
Все это возводилось самими переселенцами, в том числе изготовление и обжиг кирпича для печей. Крыши бараков крыли сосновой дранкой, тес для забора пилили дисковой пилой и на лесах ручными пилами.
Готовые бараки сразу же заселялись переселенцами, в каждую четвертину вселяли в основном по две семьи».
Стол и табуретка на семерых
Так возникли спецпоселки для переселенцев: Лабазка, Федино, Восьмиверстка, Боровское и другие. В Боровском, куда к осени 1931 года была перевезена семья Скороковых, разместились также переселенцы из тверских, смоленских, вятских, украинских, псковских земель.
На семью Скороковых из семи человек выделили четверть барака – 20 квадратных метров, выдали один стол и одну табуретку.
О Господи, помоги убежать!
Цинга, голод, отсутствие нормального питания и нормальных условий для жизни делали свое дело – переселенцы постоянно умирали, особенно дети и женщины.
Режим комендатуры был строгим и бескомпромиссным. Переселенцы до 1933–1934 года не могли посещать поселки местных жителей без пропусков коменданта.
Переселенцев держали в постоянном страхе ожидания новых репрессий. «Почти еженедельно, обычно ночью, появлялись лица из ОГПУ (о Господи, помоги убежать!) и то из одной, то из другой семьи – то ли по доносам, то ли по другим причинам – брали без суда и следствия людей, о которых потом ничего не было известно».
Тайга помогла выжить
«[К 1934 году] население поселка понемногу выздоравливало, так как в летний период тайга заполнялась ягодами (земляника, брусника, черника, морошка, костяника), грибами. Ели и травы, различного вида корни. Хоть и горькой была травяная пища, но и лечебной, от разных болезней помогала. Сколько травы в эти годы поела наша семья!
Картофель выменивали у местных жителей Теплой Горы. Ведро картофеля и ведро брусники были в одинаковой цене.
Рыбачили и охотились, кто как умел, кто что придумать мог. Первого налима в таежной речке я поймал на гвоздь. Привязал гнутый ржавый гвоздь на веревочку, бросил в воду, и его враз налим ухватил».
В другой раз сплел тайком силки. И тут мне сразу повезло: ухватил тетерку и рябчика. Отец с перепугу спрятал мою добычу, мама ощипала – да в суп! Мясо… позабыли к тому времени его вкус. Тетерка мне тогда показалась с овечку. Неделю был сыт с дикого мяса».
В поселке Боровском кроме бараков для переселенцев была комендатура, «каталажка», куда сажали провинившихся, катаверная для умерших, клуб, школа, фельдшерский пункт, магазин и пекарня
300 граммов в день – такова была норма хлеба для неработающих переселенцев, проживающих в спецпоселках. Хлеб и продукты переселенцам выдавали по карточкам
Все переселенцы старше 14 лет направлялись на работы: рыли канавы для принятия воды из рек, работали на драгах, на строительстве гидравлик, заготовке дров для драги и других работах. Поселки строились тоже силами переселенцев
